Только настоящий нелюдимый ереванский затворник не слышал о спектакле «Чемодан» по одноименному сборнику рассказов Сергея Довлатова. Если агрессивный маркетинг спектакля, который мы наблюдали на улицах города, может оттолкнуть нежного зрителя от просмотра, то звездный актёрский состав неизбежно делает свое дело: два дня показов прошли при полных залах. Антрепризные проекты, светящиеся громкими именами с афиш, часто, к сожалению, не оправдывают доверия зрителей: востребованные артисты физически не могу выделить на репетиции месяц своего времени. Кочевая жизнь с одной площадки на другую, с вводами (и выводами) артистов, переменами в команде, неизменно отражается на качестве произведения. Но и в этих случаях есть исключения. Является ли им «Чемодан», сейчас узнаем.

Выбор материала для постановки, созданной в 2023 году, ясен: многие зрители в зале ереванского театра в прошлом году старались уместить всю жизнь в один чемодан. Но внешней актуальности и очевидной рифмы со временем недостаточно для хорошего спектакля. Хочется верить в то, что создатели совершили смелое путешествие по довлатовской прозе, руководствуясь не только видимым сходством контекстов. У Довлатова за внешней простотой нарративов кроется подлинно уникальная образность, анекдотическая лапидарность слога, атмосфера тотального абсурда и честный портрет думающего человека, которого лишили надежды не только на будущее, но и на настоящее. Филологи еще нам расскажут про традиции Чехова и Зощенко и про становление жанра малой прозы в русской литературе – но мы не будем. В 2024 году Ереван увидел обновленную версию спектакля «Чемодан» с уникальным составом: Алексей Агранович, Алексей Кортнев, Семен Трескунов, Арам Гюрджян (единственный, кто сохранил свою роль из первого варианта спектакля) и пианистка Нина Шкара.

Любая постановка по Довлатову неизбежно вынуждена вступать в борьбу за первенство с филигранно выверенной точностью, остроумной лаконичностью и грустным обаянием самого текста. По пальцам можно пересчитать удачные постановки по текстам таких мастеров прозаического слова, как Сергей Довлатов, Саша Соколов, Венедикт Ерофеев, а также Булгаков, Набоков, Платонов, etc. Произведение, где первичен язык, очень трудно пересобрать по законам театра. Спектакль, созданный дословно по подобному тексту, неизменно проигрывает процессу чтения или прослушивания. 

Из этой западни видится два выхода. Первый – выразительное чтение, второй – эмансипация от текста. В первом случае необходим артист, который будет рифмоваться с автором (лирическим героем, рассказчиком, повествователем и прочее) самого текста. Он должен не играть, а подсвечивать собой текст. При этом на сцене может происходить что-либо ещё, но стержень спектакля держится на одном актере. Подтверждение этому мы могли видеть в актерских работах Алексея Верткова в спектакле «Москва-Петушки» Сергея Женовача или Аллы Демидовой «Ахматова. Поэма без героя» Кирилла Серебренникова. Во втором случае нужен режиссер-создатель (а не интерпретатор), который, оттолкнувшись ассоциативно или эмоционально от текста, сможет прийти к новой форме (или бесформенности), передав ощущение от текста. В данном случае условная надпись на афише «по мотивам произведения» может совершенно не читаться в постановке, а смело потеряться на задворках создания режиссера. Такими спектаклями были «Конармия» и «Норма» Максима Диденко, «Волшебная гора» Константина Богомолова, «NO43 Грязь» – пластический перформанс эстонского театра NO99, вдохновленный романом Федора Сологуба «Мелкий бес» и происходящий натурально в куче грязи без единого слова, и многое другое.

Спектакль «Чемодан» пренебрегает этими подходами, он иллюстрирует текст и всеми силами пытается не уйти в чтение. Создается ощущение, что режиссер цепляется за любой диалог, который встречает в тексте, и раздает реплики актерам, чтобы «оживить» и так максимально живой текст Довлатова. От этого проигрывает и спектакль, и текст. Большому знатоку автора режет слух выкидывание некоторых остроумных пассажей (например, про статую Ленина с двумя кепками) в угоду мнимой динамике. Выверенный до каждой запятой и до каждого звука текст страдает от вторжения, не получая ничего взамен.

Довлатовские образы алкоголиков, арестантов, фарцовщиков и режиссеров-любителей неизменно предстают перед нами в свете иронической любви, но в спектакле это часто превращается в утрированное кривляние. Алексей Кортнев в роли зэка-симулянта забавен, но лишен довлатовского обаяния. Семен Трескунов в роли журналиста и режиссера-любителя Шлиппенбаха пародийно комичен, но не полноценен, как герой. А одной из самых некомфортных сцен видится бессмысленный интерактив Трескунова с залом в конце спектакля. Герои Довлатова получают свою индивидуальность больше из остроумных описаний и внимания к деталям, чем из собственных действий. На сцену это перенести крайне сложно.

Фортепианное сопровождение уместно и органично, но гитарные интермедии неоспоримо опытного музыканта Кортнева между рассказами могли быть в разы ярче. Спишем это на нехватку времени. Зацикленный рефрен «Воруют, воруют», взятый из настолько крылатой, что превратившейся в примитивный анекдот, фразы то ли Салтыкова-Щедрина, то ли Карамзина, сильно снижает глубину довлатовских размышлений до банальностей.

Понятным и узнаваемым смотрится художественное решение спектакля. На сцене хаотично расставлены задрапированные простынями от пыли кресла, рейл с одеждой, на заднике виднеются строительные леса – все это напоминает то ли склад театральных декораций, то ли изнанку наскоро собранного чемодана. Передана атмосфера переезда, непостоянства, неуюта. Нелепые, словно наскоро собранные на Разданской барахолке, костюмы подчеркивают неустойчивость и фарсовость мира Довлатова.

Удачным актерским попаданием видится работа Алексея Аграновича. Его высокий (рост сопоставим с Довлатовым, 8 см не достает), немного подёрнутый сединой герой с голосом печального интеллигента наиболее органичен в мире довлатовского текста. Рассказ «Куртка Фернана Леже», прочитанный актером от начала до конца, видится самой трогательной сценой спектакля.

Забывая о концептуальных претензиях к постановке и принимая её форму, хочется сказать, что спектакль пока сырой (ключевое слово — пока). Можно утвердительно предположить, что графики Кортнева и Аграновича не предполагают длинного репетиционного периода, и это, к сожалению, видно на сцене. Остается надеятся только на одно – может, к пятому (или пятнадцатому) спектаклю все «высохнет» и сложится в цельное произведение. Актеры (в одаренности которых никто не сомневается) уйдут от сумбурности и привыкнут жить на сцене и друг с другом, и с текстом. И есть все шансы, что это произойдет, так как непоколебимый трудоголик продюсер Сергей Целиков анонсировал активное европейское и американское гастрольное будущее спектакля. Искренне желаем полных залов и восторженных аплодисментов.

Все фото — Антон Сенко