«Кто успел – тот увидел». Уличная галерея Василия Butttercut Маслова

В начале 2023 года на улицах Гюмри появился необычный стрит-арт: со стен домов и трансформаторных будок, со столбов и заборов на прохожих смотрели черно-белые лица известных армянских поэтов, мыслителей, спортсменов и музыкантов. 

К середине лета портреты заполнили весь центр. Большие и маленькие, нарисованные краской через трафарет или напечатанные на бумаге и наклеенные на стены как огромные стикеры, все они органично внедрились в городскую среду Гюмри. 

При этом, благодаря нестандартной технике, работы не потерялись на фоне уже существующих в городе муралов и граффити. Прошел год, переменчивый гюмрийский климат изрядно потрепал бумажные арт-объекты, но до трафаретных рисунков пока не добрался. Автор этих работ — Василий Маслов, более известный как Butttercut, сейчас живет в Сербии, которая стала очередной остановкой в перемещениях по миру. 

Мы поговорили с Василием о его путешествиях, старых и новых проектах, об уличной каллиграфии, обсудили недолговечность уличных работ и их открытость к незапланированному «соавторству» других стрит-артистов, климата или коммунальщиков.

Василий, расскажи, пожалуйста, как началась твоя жизнь странствующего артиста? Как ты оказался в Гюмри и почему именно там?

— Я уехал из России в октябре 2022-го года из-за несогласия с политикой и действиями властей. Выбрал Армению, потому что для меня она была более близка по духу, чем Казахстан, например. 

Почему Гюмри? Тут несколько факторов. Во-первых, там не такая большая концентрация людей на квадратный метр, как в Ереване. Это компактный, спокойный, тихий город, приятный для жизни. Думаю, что Ереван больше подходит москвичам, для них привычен такой быстрый ритм жизни. А людям из маленьких городов (прим. ред. — раньше Василий жил в Костроме, а затем в Невинномысске и Минеральных Водах) будет ближе размеренная жизнь в Гюмри. Ну и, во-вторых, это был вопрос стоимости аренды, еды, проезда в транспорте.

Ты прожил в Гюмри чуть меньше года и отправился в другие страны – Черногорию, затем Сербию. Почему ты уехал?

— Хороший вопрос. Возможно, это привычка — я так часто переезжал, что теперь не могу сидеть на одном месте. Да и для работы мне необходимы системы денежных переводов вроде PayPal, которые, к сожалению, не работают в Армении.
Еще, наверное, на мое решение уехать повлияло получение моего первого загранпаспорта. Захотелось сразу увидеть больше, испытать себя в других городах, странах и культурах.

Стрит-артом ты начал заниматься еще до отъезда из России?

— Какие-то попытки были еще в России. Тема стрит-арта интересует меня давно, я следил за событиями, художниками. Где-то в 2010 или 2012 году я посмотрел фильм «Выход через сувенирную лавку» о британском художнике Бэнкси. После этого прямо загорелся всей этой андеграундной художественной средой, граффити и стрит-артом, но так и не создал сам ничего существенного. 

Зато когда приехал в Гюмри, весь мой накопленный интерес как будто выплеснулся в творчество. Накопилось слишком много эмоций, которые нужно было куда-то деть. И я думаю, мне помогло то, что в Гюмри люди относятся к уличному творчеству более адекватно, чем в России. Коммунальные службы не уничтожают работы, поэтому на улицах можно увидеть даже то, что было нарисовано много лет назад. 

Я, можно сказать, вдохновился местными стрит-арт работами, захотелось внести что-то свое, дополнить, раскрасить город. Поначалу было страшно, случались флешбэки, отсылки к России. Казалось, что мои работы в лучшем случае закрасят, а в худшем меня оштрафуют или арестуют. Но ничего такого не было. В основном люди позитивно реагировали — фотографировали, выкладывали в соцсетях. 

Даже полицейские были положительно настроены. При этом я сам осознаю некоторые рамки, например никогда не рисую на храмах, памятниках архитектуры. Если все делать с умом, грамотно и с пользой для общества, никаких проблем не будет.

Расскажи, как ты пришел к своей технике, похожей на гравюру. Это твое изобретение, или так работают еще какие-нибудь художники? Кто из известных авторов на тебя повлиял?

— Я учился на архитектора, нам преподавали рисунок. Не так хорошо, как хотелось бы. Но, наверное, я больше учился сам естественным образом, копил опыт. Первые работы были совсем смешные, постепенно получалось лучше.

А повлияли на меня, главным образом, четыре художника. Первый это Шепард Ферри, он же Обэй. На мой взгляд, у его стрит-арта очень сильная символичность. Дальше, в гравюре на меня повлиял Мауриц Эшер. Особенно мне нравится его работа «Три мира». 

Ну и еще Альбрехт Дюрер на меня повлиял. Он, конечно, крут как живописец и график, хотя он сам никогда гравюры не резал. Тогда обычно работало три человека над одной гравюрой — один рисует, другой режет, а печатник печатает. 

Японцы так до сих пор делают. В каллиграфии мне близок художник под псевдонимом Рэтна, потому что у него совершенно непохожий на классическое каллиграффити своеобразный стиль. Он использует формы круга, сферы, полусферы, овала, что очень трудно сделать плоской кистью. Кто пробовал, тот, наверное, поймет. Он расписывает нереально большие фасады — телевышки, водонапорные башни.

Гравюрой я занимаюсь давно и мне хотелось это как-то масштабировать. Но мои уличные работы только напоминают гравюры визуально, по технике они не имеют к гравюре никакого отношения. По технике это, в основном, трафареты, что дает, во-первых, скорость – сделать такую работу можно очень быстро, и, во-вторых – качество: хорошо передаются детали, правильные пропорции, тени и так далее. 

А в каллиграфии мне нравится противоположный подход — элемент непредсказуемости в творческом процессе. Если рисование по трафарету — это, в общем-то, механическое действие, то в каллиграфии происходит прямое, живое взаимодействие с материалом. Каллиграфия рождается на месте с нуля, создается постепенно, без готового шаблона. Ты приходишь на место, и даже если у тебя есть какой-то эскиз, набросок, то результат на стене будет выглядеть совсем иначе.

Вернемся пока к портретам: как ты выбираешь героев для них?

— У меня возникла идея изобразить на улицах Гюмри армянских или связанных с Арменией деятелей культуры, спорта, науки, которых многие знают по именам, но далеко не все знают в лицо. 

Я выбрал людей, у которых есть прямая связь с Гюмри по рождению или корням. Или тех, кто оказал заметное влияние на жизнь города, например, Шарля Азнавура, который помогал городу после землетрясения. Его здесь все знают и любят, есть площадь Азнавура, установлен памятник ему. Это исторические личности, о которых должны, на мой взгляд, знать и помнить люди – как приезжие, так и местные.

А как ты относишься к тому, что люди смогут видеть эти портреты относительно недолго, ведь уличные произведения нельзя назвать долговечными? Не жалко ли, что работы когда-то исчезнут?

— Я думаю, у уличного искусства нет авторства в традиционном понимании. Когда работа сделана, она уже принадлежит городу, общественному пространству, людям. Я достаточно спокойно переношу акты вандализма, когда портят, уничтожают или перекрывают мои работы. Так что, кто успел — тот увидел. 

Благодаря такой особенности уличного искусства иногда происходят интересные истории. Весной 2023-го я сделал портрет Шарля Азнавура в виде огромного стикера из бумаги. Но со временем, так как он был склеен из четырех частей, он начал немного разрушаться, отклеиваться, ползти по местам склейки. И самое удивительное, что кто-то (не я) его восстановил, подклеил прозрачным скотчем. В конце лета я его обновил, сделал более долговечным с помощью трафаретной технологии.

И второй интересный случай – это непреднамеренная коллаборация с другим стрит-арт художником — Арегом Балаяном. Он рисует полумультяшных персонажей, которых называет «блоджиками» — их можно увидеть по всей Армении в самых неожиданных местах. 

Одна из его работ была здесь в Гюмри на электрическом щите. Она была нарисована маркером довольно давно и ее уже было плохо видно. Я не обратил на нее внимания и сделал поверх портрет поэта Аветика Исаакяна. Видимо, Арег узнал об этом, приехал сюда и восстановил «блоджика», как бы включив его в композицию моей работы и дополнив стихами Аветика Исаакяна. Мы об этом не договаривались, но получился целостный объект.

Кроме такого случайного сотрудничества были еще какие-нибудь коллаборации с местными художниками?

— Когда мы с Аленой, моей женой и соавтором, только приехали в Гюмри, мы побывали в местных арт-студиях, в том числе в Leo Art Studio, где познакомились с её основателем Левоном Аракеляном. Оказалось, что он тоже занимается стрит-артом, с друзьями они создали проект GyumriStreetart. 

Большинство знаковых уличных произведений в городе — это их работа. Мы провели в его студии несколько мастер-классов по гравюре и по переработке бумаги и сейчас продолжаем дружить и сотрудничать. Позже мы с Аленой открыли свою студию, где тоже проводили мастер-классы, в том числе, с участием Левона. 

Вообще, Гюмри – город, насыщенный творческими людьми. Здесь очень много художников, музыкантов, поэтов. Может быть, коллабораций с ними у нас было не так много, зато мы подружились с интересными ребятами. Меня впечатлил очень талантливый парень Карлен Вардересян, который рисует гигантские муралы без проектора, без разметки, на глаз. Еще он расписывает хвостовые части военных самолётов.

Было ли какое-то взаимодействие с местными властями, поддержка или, может быть, наоборот – просьбы не портить стены?

— Главное, что нам не мешали. У нас была идея сделать серию масштабных портретов, муралов, но для этого собственных ресурсов было недостаточно и была необходима поддержка и согласование с властями. Для этого мы с нашими друзьями из команды «Restart Gyumri» обратились в мэрию с просьбой поддержать нас. 

Несколько раз мы встречались с мэром, его помощниками, с председателем коллегии архитекторов, градостроителей. Мэр эту идею одобрил, обещал выделить бюджет на расходные материалы, подъемник и так далее. Потом это поручили рассматривать градостроительной комиссии, которая решает, на каком здании можно делать мурал, на каком нельзя. У меня были готовы все эскизы, я подобрал разные локации, не только в центре, но и на окраинах. Все это мы отправили на рассмотрение комиссии. 

Но дело ограничилось обещаниями и отписками: заседание перенесли, кто-то заболел, начальник в отпуске. Это тянулось больше двух месяцев, а потом я просто перестал постоянно туда звонить и спрашивать. Видимо, все-таки мое предложение оказалось не настолько интересным, или слишком отличалось от повседневных задач местных чиновников. После этого я уже рассчитывал только на свои силы. Мы сделали довольно много портретов самостоятельно, конечно, не в таких масштабах как планировалось по проекту.

Давай теперь поговорим о твоей уличной каллиграфии. Я слышал мнение, что она основывается на арабских мотивах. Это так?

— Не могу с этим согласиться. Моя каллиграфия, в большей части, абстрактна. Тот, кто видел настоящее арабское письмо, вряд ли найдет мои буквы похожими на него. Может быть, в отдельных элементах и есть какое-то сходство, но при этом слишком много отличий. 

Самое большое отличие — направление письма справа налево. Думаю, что такие ассоциации возникают от недостаточной насмотренности. Я не вижу в своих работах арабского влияния. Скорее можно сказать о присутствии растительных мотивов в моих работах, что мне не всегда нравится. Что-то флористическое прорывается само, хотя я и не планировал этого.

Еще я слышал, что твои работы сравнивают с творчеством Покрас Лампаса. Что скажешь о таком сравнении?

— Я думаю, это очень разные вещи, которые трудно сравнивать. Покрас Лампас замечательный художник, он делает крутые вещи. Но его деятельность — это масштабная работа, построенная на ее широком освещении в медиа, с грамотным пиаром. Поэтому есть такой стереотип – его имя ассоциируется почти у всех с каллиграфией. 

Есть много других художников, которых никто не знает, но они делают работы не хуже Покрас Лампаса. Не все то Бэнкси, что трафарет, как говорится. А если говорить о конкретных отличиях моих работ и работ Покраса Лампаса, то это, в первую очередь, использование кириллицы. 

Большая часть его работ — это кириллица, русские буквы. Я редко использую кириллицу, чаще латиницу. Пробовал армянские буквы, но, поскольку я по-настоящему не владею армянским языком, мне сложно с ними работать. Хотя строение армянских букв очень интересное, его можно и нужно изучать.

Что можешь рассказать о своих проектах в других странах и что ты планируешь делать дальше? Ждать ли тебя снова в Армении?

— В других странах я пока не так много занимался уличным творчеством, виной тому масса причин, но постепенно жизнь налаживается, и я начинаю находить в себе силы и ресурсы для подобных проектов.

Была интересная работа на тему городской среды, правда не на улице, а в интерьерах одного коворкинга в Черногории. Почему там изображен город — потому что местные айтишники все из Москвы и других крупных городов и все очень скучают по небоскребам. На рисунке спрятано 7 самых высоких зданий мира. Работали над этим рисунком примерно неделю, по 4-5 часов в день вместе с Аленой, она делала всю разметку. Благодаря этому проекту я нашел хорошего коммерческого клиента.

Не так давно я начал заниматься татуировкой. Меня давно влечет эта культура, много испытывал ее на себе, но никогда не пробовал себя в роли мастера, и теперь задаю себе вопрос: почему? Это направление моего творчества, которым я могу еще больше увековечить свои мысли, образы и послания. Это большая честь и ответственность, и я отношусь к этому очень серьезно и основательно.

Вернусь ли я в Армению? Армения навсегда заняла самый теплый и уютный уголок в моем сердце. Непременно вернусь, неизвестно скоро или рано, в качестве гостя или жителя, надолго или проездом, но обязательно вернусь.

Читайте также:

«Очень важно отпустить и найти себя». GyumriStreetart — пионеры уличного искусства