Герой сегодняшнего выпуска «Прослушки» — человек из мира джаза, музыкант с богатым опытом. Джазовый дебют Никогайоса Варданяна состоялся в 1985 году в Ереване в рамках фестиваля «Джазовая Панорама» — тогда ему пришлось заменить контрабасиста в составе коллектива Dutch Swing College Band из Голландии.
Вот уже 18 лет он выступает в Malkhas Club, старейшем на данный момент джазовом клубе Еревана, вместе с владельцем заведения, пианистом Левоном Малхасяном (Малхасом) — одним из главных представителей армянского джаза. А иногда по субботам Никогайоса можно увидеть на сцене дилижанского отеля DiliJazz, где он виртуозно играет с самыми разными музыкантами в различных стилях. Будь то босса-нова, блюз или фанк, он отлично чувствует специфику жанра и играет с полной отдачей на радость слушателям.
После очередного концерта в DiliJazz Никогайос Варданян согласился пообщаться — получилась беседа о джазе, Ереване и любви.
Как начался ваш творческий путь?
— Он начался задолго до моего рождения. Мой дед играл на альте — он был концертмейстером альтовой группы (прим. ред. — руководителем группы музыкантов, играющих на альтах, скрипичных инструментах) оперного театра. Был скрипачом, потом стал артистом. Работал отоларингологом-фониатром и артистом в оперном театре одновременно около 50 лет.
Мой отец Акоб Варданян был скрипачом, солистом, который работал с Арамом Хачатуряном — играл концерт вместе с ним более 30 раз.
Мама была пианисткой, сестра тоже.
Я очень поздно начал заниматься музыкой — в 14 лет. Стал играть на виолончели — мне предложили учиться на ней, я любезно согласился, мне это очень нравилось. А потом в 19 лет начался контрабас.
На какой музыке вы росли?
— На классической — дома всегда она звучала. Утро у меня начиналось с занятий моего отца: он играл Баха, каприсы Паганини, был солистом малой филармонии. Мама ему аккомпанировала.
Какие контрабасисты и бас-гитаристы вас вдохновляли?
— Это океан необъятный. В первую очередь, очень сильно запомнился, и до сих пор пытаюсь изучить Рэя Брауна, Рона Картера, позже обнаружил Пола Чемберса, который постепенно начал занимать очень важное место в моей жизни. Бас-гитаристы, конечно, Жако Пасториус, поразительный музыкант совершенно, Стэнли Кларк, далее Маркус Миллер — то есть люди, которые могут высвечивать свою индивидуальность так, чтобы она вписывалась в общую мировую копилку ценностей.
Мне попадалось ваше высказывание о том, что музыка — это универсальный язык, не относящийся к какой-то стране, культуре, но в вашей игре вы используете элементы армянской народной музыки?
— Честно говоря, очень редко. В моей жизни были предложения со стороны довольно продвинутых армянских музыкантов, которые считались одновременно джазовыми и фольклорными, но так произошло, что я в основном был на волне традиционных стандартов. Почему бы и нет, сегодняшняя современная джазовая музыка тоже меня очень волнует.
Недавно имел удовольствие играть с Маркусом Штокхаузеном (прим. ред. — немецким джазовым трубачом, композитором и музыкальным педагогом), который создает сиюминутную музыку на сцене, но она тоже современная. Что касается армянской народной музыки, приходилось иногда играть, но я стабильно в этом не находился.
Вы прекрасно играете в разных джазовых стилях от бибопа до фанка, какие вам, как слушателю, больше нравятся?
— Очень сложный вопрос, потому что я считаю, что человеческое восприятие музыки и восторг лимитированы. Моя копилка заполнилась Майлзом Дэвисом, Херби Хэнкоком. И с большим удовольствием начинаю сейчас слушать то, что мне нравилось в молодости.
Что касается ультрасовременной музыки, мне кажется, что все талантливое я воспринимаю, но уже восторг имеет свой лимит. Для меня откровения Майлза Дэвиса были слишком сильны, чтобы сейчас что-то восполнять. Конечно же, Кит Джарретт — это выдающаяся совокупность и классики, и джаза, и есть элементы фолк-музыки — это универсальное совмещение всех видов музыки, превалирует потрясающий инструментализм, все находится в красках. Можно говорить бесконечно. Мишель Петруччиани такой же, но непохожий ни на кого, Оскар Питерсон.
Вы в джазе еще с советских времен. Каким он был тогда, какой вы видели эту сцену? Учитывая, что в Союзе, с одной стороны, была сильная джазовая школа, а с другой — этот жанр был все-таки буржуазным, не совсем дружественным для страны.
— Я считаю, что музыкальный язык имеет определенного типа свободу. Несмотря на то что это была буржуазная музыка, которая не совсем приемлема для советских людей, советские музыканты всегда находили тот вид инструментализма, песен и музицирования, где очень трудно можно было разделить, что от вредителя, а что от позитива.
На советской сцене были такие люди, как Утесов, и очень многие другие, которые сильно питались музыкой с Запада. Что значит «вражеская музыка»? В итоге человеческое счастье может быть очень похожим и в Советском союзе, и в Америке, и по всему миру. Я считаю, что если не большая политика, которая все мешает в общую кашу, то люди все одинаково хотят быть счастливы, любить, быть любимыми. Это мир нормальных людей во всем мире. Национальность и вероисповедание, по-моему, не важны. У меня есть друзья и мусульмане, работать мне приходилось не только с христианами. Музыка — очень интернациональный язык.
Каких армянских джазовых музыкантов всех времен вы считаете наиболее значимыми?
— Если идти чуть издалека, первопроходец — это Артемий Айвазян, который создал наш джазовый оркестр, ставший в дальнейшем оркестром Орбеляна. Сейчас им руководит Армен Уснунц.
Что касается индивидуальностей — это Левон Малхасян (Малхас), Ваагн Айрапетян, с которым я имел удовольствие долгие годы очень тесно сотрудничать, потом каждый занялся своей деятельностью. У меня еще 38-летний стаж работы в филармоническом оркестре как виолончелист. Много имен: Армен Тутунджян (Чико), саксофонист Алекс Захарян.
Это люди, которые, будучи армянами, играли музыку, которая не совсем армянская, но превращалась в армянское прочтение. У нас в Ереване существует понятие ереванской музыки, ереванского джаза. Я считаю, что человек, который играет каждый день в Ереване, как раз и создает ереванскую музыку, ереванский джаз.
Сейчас в Ереване есть два клуба, которые специализируются на джазе: это Malkhas Club и Ulikhanyan Club. Что вы можете о них рассказать?
— Клубу Malkhas 18 лет, я там играл с первого дня и по сей день. Это рекордная цифра. Раньше я работал с 9 утра со всеми коллективами и вечером приходил в Malkhas. Не скрою, было сложно играть каждый день в одном и том же месте. Сейчас играю только в Malkhas после полуночи.
Недавно сказал Леве (прим. ред. — Левону Малхасяну, владельцу клуба): «Знаешь, я думаю, что наша деятельность — это рекорд Гиннесса, поскольку в клубе Malkhas мы работаем 18 лет каждый день, играем тем же составом, в том же городе, в том же клубе». Честно говоря, аналога в мире не знаю. Есть потребность, наверное, раз клуб работает. Это небольшой островок, который не пустеет, интенсивность посещения этого клуба рекордная.
Что касается Ulikhanyan Club — это очень прогрессивный джазовый клуб, в частности, там действительно преследуется разнообразие музыкального джазового жанра, и у Вартана, и у ребят это все получается — я тоже там иногда выступаю. Там диапазон намного шире, чем в Malkhas Club, где ставка делается на Малхаса.
Я про него как-то на дне рождения сказал, что Малхас выдумал сказку про джаз, сам в нее поверил и заставил поверить других. Это такой индивидуум очень мистический, загадочный, но тем не менее это все работает. А в Ulikhanyan молодежь, там можно услышать боп-музыку, джаз-рок, фьюжн, фолк-джаз — абсолютно все. И там циркуляция более современная и более свежая. Ulikhanyan Club всегда приятно посещать и играть там.
Здесь в DiliJazz вы часто играете с разными музыкантами, как вам удается органично себя чувствовать в любом составе?
— Наверно, из-за возраста. У меня появился комплекс, не знаю, как его назвать, хорошим или плохим, но когда я захожу куда-нибудь играть, я осматриваю зал и в основном понимаю, что я самый старший — мне 64 года. Но я продолжаю очень любить процесс, играть, благодарен судьбе, что сейчас мне приходится играть с молодежью, и, конечно, очень приятное занятие — делиться с ней своим опытом.
Основа всему этому — я очень-очень люблю свой город, Ереван. У меня было много гастрольных поездок по классической музыке, по джазу, и меня всегда тянуло обратно, потому что очень большая органика, когда человек живет и работает в городе, где он родился, где играл его отец, дед, мать.
Случалось ли такое, что вам было сложно взаимодействовать на сцене с кем-то из музыкантов?
— Конечно, но должен сказать, что особого продолжения это не имеет. Имеет продолжение то, где бывает гармония, любовь, согласие и общность идеи.
Большую ли роль для музыканта играет талант?
— Вопрос очень обширный, долгий, на него можно бесконечно отвечать. Есть музыканты, которые очень трудолюбивые, способные, стремятся к карьере. А талант, я считаю, это то состояние души, где человек имеет большую необходимость разделить свои мысли и умения с публикой. Талант не пребывает в одиночестве.
Пока талант превращается, очень грубо говоря, в товар, нужно его больше половины жизни обтесывать, чтобы он превратился в продукт. Я считаю, что талантливых людей на свете много, просто не все занимаются музыкой, архитектурой. На мой взгляд, самый большой талант — это любить человека.
Насколько для вас важна реакция публики во время выступления?
— Положительная реакция всегда очень приятна, но не помню себя играющим для аплодисментов. Всегда игралось, потому что хочется играть, и если бывает публика, пытаешься проникнуть.
Как вы считаете, стоит ли привлекать молодежь на джазовые концерты, и как это сделать?
— Не знаю, как это сделать. Во всяком случае, музыка сегодня бесконечно доступна в связи с интернетом.
Я помню в свои молодые годы, что означало достать нужную музыку, диск — зачастую это бывало очень проблематично. И это все носило очень смешной характер: у меня был друг, которому мама выделила деньги на зимние туфли, а он вместо этого купил диск Оскара Питерсона We Get Requests и всю зиму проходил в сандалиях. Сейчас такого быть не может.
Или был другой случай, когда один мой старший товарищ попросил у другого нашего друга диск Thad Jones/Mel Lewis Jazz Orchestra 1973 года, чтобы записать на хорошем бобинном магнитофоне. Он должен был полететь в Тбилиси к своему другу, у которого был магнитофон Sony, и когда он попросил диск с этой целью, он сказал, что купит билет туда и обратно, запишет и вернется. Наш друг, который получил этот диск из Америки, сказал: «А если по дороге самолет упадет и разобьется, откуда мне потом этот диск брать?». Такая была сложность.
Что касается сегодняшнего дня, нажал кнопку и все перед тобой. Так что выбор джазовой музыки сегодня неограниченный — это имеет свою положительную и отрицательную сторону. Первый раз, когда я попал в Нью-Йорке в магазин Virgin Megastore, где продавались диски, обалдел тому количеству CD, которое я там увидел. И у меня была очень большая проблема, что выбрать и привезти в Ереван, потому что там было абсолютно все.
Так что не знаю, представить не могу, как можно воспитывать в человеке вкус сегодня. Наверно, время диктует свою моду, музыка слишком изменилась, чтобы я мог сейчас рассуждать о том, как нужно привлекать.
Напоследок: расскажите о творческих планах.
— У меня творческие планы давно переплелись с моими жизненными. У меня семья, две дочери: одна играет, другая фотографирует. Я сейчас пытаюсь успеть быть полезным не только на сцене, но и в жизни. У меня близкие друзья, их немного, но мы живем одной жизнью. Конкретно творческих планов, к сожалению, уже нет. Есть желание быть полезным, быть любимым и любить.
Читайте также:
• Участник Flat, LSD и автор музыкального подкаста Арег Арагил: прошлое, настоящее и будущее ереванской андеграунд-сцены
• «Музыка для нас образ жизни» — армянская регги-ска группа Puzzlny