«Мой юмор изменился ровно так же, как и моя жизнь» — стендап-комик Гарик Оганисян о жизни и деятельности в Армении 

Гарик Оганисян — один из самых популярных комиков нового поколения. Он участвовал в Comedy Battle, работал сценаристом на «Вечернем Урганте» и ведущим на YouTube-шоу «Порараз Бирацца», является резидентом московского Stand Up Club #1 и выступает активно с сольными программами уже больше шести лет.

С начала войны Гарик перебрался в Ереван, где успел уже получить армянское гражданство. В июне 2022-го стал одним из основателей Ari Stand Up Club — площадки, которая организовывает концерты как местных артистов, так и иностранных. Так, среди привозов Денис Чужой, Кирилл Селегей, Михаил Шац, Александр Незлобин и другие известные русско- и англоговорящие стендаперы.

Мы встретились с комиком в центре Еревана после выступления его друга, Руслана Халитова, и пообщались о влиянии юмора, переезде, продолжении карьеры, проекте Ari Stand Up Club, выступлении в Minecraft и психотерапии. 

Тут шутили о комиках в эмиграции, каково тебе самому в этом статусе?

— О, я про это разгоняю на концертах. Вообще довольно сильно рефлексирую по поводу роли комика. Довольно специфичный жанр — веселить людей, при этом не понимая, влияешь ты на что-то или нет. Когда понимаешь, что ты не влияешь ни на что, и шутки это просто шутки, то чувствуешь себя как человек, который просто берет инфоповод и обстебывает его. Как блогер, запечатлевший время в какой-то форме, который анекдоты придумывает. Хотелось бы быть шире, больше влиять.

А как именно?

— Знаешь, у меня была иллюзия по поводу того, когда я уезжал, что осталась огромная масса не определившихся людей, и они не знают какую сторону занять. Но я думал, что с развитием интернета хотя бы будет какое-то объективное восприятие — появился крутой шанс изучить с обеих ракурсов любую проблему, проанализировать. Как раз то, что комики часто пытаются делать — не быть сильно ангажированным. И мне казалось, что люди, которые сразу стали выражать свою позицию против, как раз раскроют, утвердят ее в головах фанатов, для которых они кумиры и ориентиры.

Был яркий пример, когда Пугачева уехала. Это же легенда, икона для людей, которым за 40-50 лет, но ничего по сути не произошло — как будто бы ее просто отменили. Знаешь, легче отменить кого-то, чем принять то, что ты неправильно думал все это время.

А как аудитория Stand Up Club #1 отреагировала?

— Там много новых подписчиков сейчас. Я не снимаюсь на канале клуба давно, и не знаю, когда смогу снова. Как мне кажется, там много людей, которые ко мне испытывают личную неприязнь. Я же врагом народа даже стал в какое-то время.

Когда это произошло?

— У меня был день рождения летом, и я тогда выложил либо стендап, либо шоу «Умные команды», не помню. И клуб это репостнул себе в сообщество, там было очень много комментариев в стиле «фу, отписка, вы что его рекламируете, этот предатель сделал выбор, он же уже уехал, зачем людоедов постите» и так далее. То есть какая-то аудитория уже меня прямо хейтить начала. 

Как давно ты уехал из России?

— Я уехал в марте прошлого года первый раз, потом вернулся, сделал паспорт и снова уехал в апреле — больше там не был. Я жил на два города — по три месяца в Ереване и Тбилиси. Но в сентябре прошлого года меня не пустили в Грузию без объяснения причин (прим. ред. — 15 ноября его во второй раз не пустили в Грузию, но уже с армянским паспортом).

Ты сам из Саратова, а что по связям с Арменией? Ездил ли ты сюда до 2022-го года?

— Первый раз в жизни сюда я приехал в марте прошлого года. Когда выступил на концерте, первое, что я сказал, что всю жизнь мечтал побывать в Армении, но не знал, что меня заставит Путин. Я реально всегда хотел, но то времени не было, то еще чего-то. Я планировал, что в Тбилиси буду жить, но просто так сложилось, что в Ереване мне комфортнее.

А почему комфортнее здесь, это что-то эмоциональное?

— Эмоциональное. Мне кажется, что Тбилиси разнообразней и, наверное, красивее, но Ереван для меня намного более комфортный город именно для проживания. Когда я въезжал в Тбилиси, то постоянно чувствовал какой-то нерв. Не знаю, может, это накручено внутри меня, но вот я смотрю на эти надписи на стенах, на флаги везде. Я понимаю, почему я здесь. И чувствую даже какую-то вину.

В Ереване намного спокойнее. Это как раз место, где можно перевести дух, отдышаться и подумать, что делать дальше. Мне как раз нужен был такой город, при всем уважении к Тбилиси. Мне здесь именно комфортнее проживать — тут уютно, очень доброжелательно. Я надеюсь, так и будет продолжаться.

Ощущение очень хорошее, приятное. Я, так как здесь не был, довольно стереотипно мыслил про Ереван и думал, что будет намного хуже, чем оказалось на самом деле. Здесь мне, правда, очень клево. Я доволен почти всем, кроме растущих цен.

Удалось ли отдышаться?

— Да вот не знаю, на самом деле. Вопрос про «что делать дальше» сейчас у всех стоит. По поводу перевести дух и найти место, где тебе уютно, да. Но вот именно про продолжение… Как будто я сам себе запрещаю это делать. Мне кажется, из-за того, что так все быстро меняется, планы — это вообще ерунда. К примеру, я выложил стендап про Пригожина, и он через три дня разбился.

Так, а ты можешь про Путина выложить стендап?

— Да-да, мне уже все про это говорят сейчас. Мы с Михаилом Шацем ездили в Израиль и брали интервью у Андрея Макаревича и Анатолия Белого. Они там поделились, что вот здесь, в Израиле, им спокойно, здесь их дом, они ощущают теперь себя своими. Мы даже не успели смонтировать передачу, как началось вторжение ХАМАСа. 

То есть, ну, невозможно вообще ничего. Ты даже актуальное не успеваешь выложить. Такое сейчас время. Ты выкладываешь шутку, а через день уже не понимаешь, что за предыстория была, потому что уже 300 новых контекстов появилось. Очень быстро, очень много всего, много плохих новостей. Поэтому я не загадываю, куда дальше. Как место, где я могу проводить долгое время, не выезжая, Ереван мне очень нравится.

Ты гражданин Армении?

— Да, вот получил паспорт недавно.

Твоя семья отсюда? 

— Мой дедушка из Карабаха. Потом он уехал в Грозный, где затем и познакомились мои родители. Мама русская, папа армянин. Они учились там в нефтяном институте. Я родился через год, в Чечне, в 92-м. Еще через год меня увезли уже в Саратов, потому что оттуда тоже надо было бежать. У моей семьи в каждом поколении должен быть человек, который уезжает.

Ari Stand Up Club — это твоя инициатива и еще нескольких человек?

— Да.

Твои обязанности здесь как-то отличаются от того, что ты делал в России? Там, как я понимаю, ты выступал чисто как комик?

— Да-да, я просто выступал, еще ходил в офис и параллельно работал 3,5 года на передаче. В плане стендапа я всегда только выступал. Мне это супер нравилось. А здесь добавились, конечно, административные дела. Основатели — я, Эдо Овсепян и Андрей Шарапов. И еще два инвестора — Рита и Карен. Они отвечают за клуб, бар, стафф, а мы — за контент.

Мы организуем мероприятия, составляем расписание, привозим комиков, делаем афиши. Я лично встречаю артистов, угощаю, гуляю с ними, захожу на Каскад каждый раз или еще куда-то. Я и экскурсии провожу, и оплачиваю билеты, и принимаю комиков иногда у себя дома, и даже контролирую их на площадке. Это намного сложнее, чем просто выступать.

Когда выезжаю в какие-нибудь туры, где фокус на мне, и там меня встречают, заселяют, то все, что мне нужно — это выступать. Мне так намного проще, я намного счастливее. Я, конечно, рад здесь видеть друзей-комиков, но когда ты много живешь не для себя, это сказывается на творчестве.

Какой главный инсайт был у тебя как у организатора?

— Я и раньше плюс-минус варился во всей этой кухне, общался с концертными директорами и менеджерами комиков, я знал механически, что делать. Но когда ты сам занимаешься этим, то тратишь время на абсолютно автоматические вещи: купить билет, заполнить паспорт, отель забронировать. Ничего сложного нет, но больше времени отнимает, и больше ты себе не принадлежишь. Стендап-комик — довольно эгоистичная профессия, а тут я еще должен позаботиться о том, чтобы зрители приходили на выступления других и не только.

Изменился ли твой юмор после переезда? 

— Мой юмор изменился ровно так же, как и моя жизнь. Я шучу про то, что со мной происходит. Появились шутки про новую страну, про новую реальность, про себя в ней, про эмиграцию, про местную ментальность, про свои чувства в России. Все, что происходит со мной, выливается в юмор. Вся комедия наблюдений про Армению. У меня сейчас в выступлениях блоки, которые только в Армении понятны.

Какие, например?

— Ситуации про армянский мат, про армянских собак, про армянских таксистов. Именно какие-то штуки, которые в целом можно представить в России, но все равно заходят только здесь. Я про армянский мат рассказывал на Бали, и там не особо зашло. Не принял остров *смеется*. Здесь это разрывало всегда. 

А каким был самый яркий персонаж в такси, который тебя куда-нибудь вез здесь?

— Я встречал подругу в аэропорту, сели в такси, а он сразу налил нам коньяку, без разговоров. Он выезжает и говорит: «Блин, вы такие хорошие ребята, мало таких пассажиров». А мы даже ничего ему не сказали. И продолжает: «Все, мы завтра едем на экскурсию по всей Армении». Я говорю ему, что нет, у меня завтра у друга день рождения. Он меня знает две минуты и говорит: «Ладно, только завтра меньше пей, потому что мы послезавтра с утра едем». И я поехал реально. Не знаю, как это получилось — я не умею, видимо, «нет» говорить.

Там был момент, что в конце поездки он узнал, что я раньше много ставил на деньги. Чел посмотрел в зеркало заднего вида и сказал: «Брат, если я еще раз узнаю, что ты ставишь деньги, ты мне больше не друг».

А на что ставил?

— Я лет семь был лудоманом. Ставил на все: на «Евровидение», на спорт, на много чего еще. В итоге сам как-то слез. В последний раз в прошлом году в Грузии на что-то ставил по пьяни. А так давно не тянет, но вообще это сильная зависимость. Конечно, я, как и все игроки, на долгой дистанции был в большом минусе. 

А когда в стендапе ты выступаешь и шутка какая-то заходит, этот азарт удается получать? То есть он как-то перекрывает ту зависимость?

— Да, конечно. Сцена — это целительное место. Я как-то выступал с температурой под 40 градусов. Это было на фестивале в Москве, года четыре назад. Мне было очень плохо уже в гримерке. Собственно, я вышел, облокотился об стену спиной и нормально провел концерт — в какой-то момент даже забыл, что я болею. На сцене работает этот адреналин, ты не замечаешь усталости. Для меня, по крайней мере, так.

Можно ли назвать стендап формой, может быть, не терапии, но какой-то практики, которая тебе помогает вывозить?

— Ну, конечно, это всегда для комика спасение. Когда у тебя что-то плохое происходит в жизни, и вдруг ты придумал про это шутку, понимаешь, что это теперь мой вообще блок для стендапа — я могу на этом деньги зарабатывать.

У меня есть друг из универа, который мне рассказал какую-то байку, а я ее использую как блок. Я, конечно, спрашивал у него разрешения на эту историю. Он говорил, да, окей. Я с ней очень много, несколько лет выступал — получал за нее деньги.

Из экономического факультета, где я учился, ничего больше не пригодилось. Перемена, на которой друг поделился этой историей, дала мне больше пользы в жизни, чем сами пары.

Друг получил деньги за историю?

— Я его угощал пару раз. 

В Ari Stand Up Club вы привозите только русскоязычных комиков?

— Мы в основном привозим русскоязычных, но не исключительно их. У нас на английском выступал поляк, был проездом. Если его вбить на YouTube, то Пьетрек Шумовский. У него стендап, который несколько миллионов посмотрело. Он ехал на Гоа, решил выступить в каждой стране по пути.

И он вышел с монологом про Армению у нас в клубе, опубликовал его к себе, а потом мы перезалили на канал Ari. У нас пока три языка: армянский, русский и английский. 

Есть английские опенмайки (прим. ред. — открытые микрофоны). Я очень борюсь за то, чтобы они проводились чаще. Просто люди мало ходят на них, к сожалению. Я считаю, что сам тоже должен практиковаться и выступать на английском.

Еще в прошлом году договаривались с ребятами из киевского стендап-клуба — в сентябре-октябре они должны были приехать. Но из-за нападения Азербайджана все привозы у нас отменились на пару месяцев, они не доехали. А я очень хотел, чтобы на украинском тоже что-то прошло. 

Ты планируешь на английском выступать?

— Да, но к вопросу о планировании — ты не поймешь, куда тебя заведет жизнь. Например, при своей размеренной и при этом бешеной по ритму жизни в Москве два года назад я учил испанский. Сидел в StarBucks, пил кофе и угощал им учительницу. И думал, блин, я когда-нибудь выступлю на испанском.

И сейчас я приезжаю выступать в Мадрид первым комиком из русскоговорящих, а я вообще забыл уже язык. И у меня флешбеки. 

В Мадриде ты выступал для  испанской публики или русскоязычной? 

— Русскоязычной. 

А где-то еще ты выступал за эти полтора года?

— Я много где был. Запомнилось выступление на Бали — 450 человек пришло, причем которые вообще в контексте меня были и понимали все шутки.

Мне запомнилось выступление в Алании, где мы были в прошлом году на концерте в поддержку украинских детей-сирот. У всех были шутки про Путина. Там зал человек на 300, клубного типа — столики были, какой-то камеди клаб. И сидел мужик, видимо, богатый, депутатского вида, вместе со своими женщинами — я вспомнил как раз Новый Арбат, где у нас такие приходили на Big Stand Up. У Руслана Халитова, третьего подряд за вечер, была шутка про Путина. Это мужик именно на нем, видимо, дошел до такой алкогольной кондиции, что начал орать: «Хватит шутить про Путина, про Зеленского почему не пошутите?». А я с ним во время своего выступления как-то сдружился, какой-то коннект у нас был. И мне говорят, давай ты с ним пообщайся. А Руслан с ним что-то ругается.

Я подбегаю, говорю: «Мужик, что случилось?». Он: «Да почему вы про Путина шутите? А про Зеленского?». А в зале, чтобы вы поняли, 200 человек из 300 — украинцы. Я ему: «Вы знаете, на какое мероприятие вообще пришли?». И ко мне подходит здоровый чувак под два метра, дагестанец, кладет на меня руку и говорит, показывая на мужика: «Меня зовут Магомед. Он прав». Я начинаю с этим Магомедом спорить. Меня начинают охранники-турки от него оттеснять. И я думаю, господи, я армянин, которого в Алании турки с дагестанцем разнимают из-за того, что русский мужик обиделся на шутку татарина про «удмурта». Это какой-то сюр.

Тогда еще такой вопрос. Насколько ты в контакте с теми, кто остался в России, в Москве и опять же из клуба?

— Я в контакте со всеми друзьями, которые у меня там остались, с кем-то реже. Это логичное продолжение наших отношений. У меня так же было, когда я переехал в Москву — я меньше стал общаться с саратовскими друзьями. Но когда они здесь, проездом, мы видимся, круто проводим время.

У меня много друзей, которые живут в Москве сейчас. Многие уже вернулись из эмиграции обратно. Я не помню, что у меня с кем-то была ссора из-за позиции — с кем-то мы просто перестали общаться, но на нейтральном. В ком-то я дистанционно разочаровался, но я, скорее всего, с этими людьми и не общался. 

Екатерина Шульман как-то сказала, что эмиграция такое социальное обнуление. Находишь ли ты параллели? Опять же, ты сам начал говорить про переезд из Саратова в Москву и про переезд из Москвы сюда.

— Только в том плане, что оба раза был выход из зоны комфорта, и я покидал место, где у меня все было. Я мог себя обеспечить, что в Саратове, что в Москве. А потом я переезжал и начинал все с нуля. Но если конкретизировать, где проще, то в Саратове и Москве, наверное, потому что я был с ребятами — на энтузиазме каком-то позитивном. А тут из столицы непонятно куда двигаться.

У меня был план переехать в Москву, а здесь у меня его не было — это все в один день поменялось. Я думал, что я всю жизнь буду жить там. Так что, я бы, наверное, сказал, что там была логичная миграция для своего развития профессионального, а здесь вынужденная.

Какие у тебя сейчас планы? Планируется тур?

— Да, у меня начался тур — 2 ноября был в Гюмри, 24 ноября в Будапеште. Потом Польша, там три города, дальше Дрезден, Берлин, Белград, Черногория и Кишинев. Тур немного по Армении и далее по Восточной и Центральной Европе. Понимаешь, что за месяц может случиться с этим миром? Через месяц я, может, на Марс поеду выступать. Там откроют какую-нибудь релокантскую колонию. Куда еще? В метавселенной тоже выступают, в VR-очках.

Тебе было бы интересно выступить в виртуальной реальности?

— А я уже. Я первый комик, который в Minecraft выступил. У меня друг делал выставку своих кирпичей, и я говорил в микрофон, а на экране был скин человечка, сделанного прямо под меня. Кто в Minecraft выступал, тот метавселенной не боится. 

Ты говорил про психотерапию до начала интервью. Как ты решился? Потому что мужчинам, вроде как, обычно это дается сложнее.

— Когда мне прописали антидепрессанты в конце мая, я спокойно об этом говорил. Это было логичное продолжение лечения и приведения себя в порядок. Друзья отреагировали с поддержкой: «Ты большой молодец, что решился на это». Меня прямо подбадривали.

Насчет психолога, я долго искал, потому что мне очень тяжело «нет» говорить — я боялся найти не того и не суметь ему отказать. И остаться в этом. В итоге недавно пошел. Но такого, что это не мужское, у меня нет. Сейчас как раз-таки время психотерапевтов, психологов. И вообще голову точно лечить надо, потому что невозможно пройти мимо всего, что происходит в мире, особенно если ты впечатлительный человек. Чтобы все это преодолевать, нужна профессиональная помощь. Это абсолютно нормально. Мы все в дурдоме живем, поэтому давайте лечиться, чтобы выйти из него.

Какая у тебя сейчас профессиональная мечта? 

— Я хочу написать клевый сольник на английском. Но такого, чтобы прямо собрать «Крокус» или записать на Netflix, пока нет. Надо просто писать. Все придет.

_{Фото: архив Гарика Оганисяна}

Читайте также:

• «Матч Лиги чемпионов я не посетил, потому что водитель покупал поросят»: истории с армянскими таксистами