Творения художника BFMTH (от «Бафомет») вы наверняка видели — минималистичные работы с критикой российского режима и реакцией на последние новости можно встретить в виде репостов в инстаграме, но на улице их почти не осталось — чаще всего всего в России они висели не больше нескольких часов.
BFMTH — художник-самоучка, который пришёл к диджитал-арту, вдохновившись фильмом о Бэнкси, а к политическим работам его подтолкнули события 2018 года. Тогда жители Екатеринбурга, включая уличных художников, отстраивали сквер, в котором собирались построить храм. Так появилась первая политическая карикатура BFMTH на Владимира Соловьёва (инстаграм потом удалил пост).
Сейчас у художника успешный коммерческий проект, коллаборация мерча с Варламовым и… вынужденная эмиграция. В Ереване можно найти всего одну работу BFMTH — на улице Сарьяна. Мы поговорили с мастером о первых впечатлениях от Армении, новых работах и уличных акциях.
— Если кратко, каков он, путь self-made художника?
— Я всегда увлекался субкультурами, и в моей жизни такое контркультурное творчество присутствовало всегда. В 19 лет у меня была своя музыкальная группа — в Екатеринбурге все тогда играли классический клишированный рок, две гитары, клавишные. А мы, в противовес этому, создали группу Fuck This Scene. С простыми рифами, устроили шоу на местном рок-фесте, сорвали овации, выпустили альбом и ушли в закат.
Потом я увидел фильм про Бэнкси «Выход через сувенирную лавку», после чего сделал несколько работ у себя в городе. И мне понравилось. Долго не приходил к постоянному творчеству, а потом подумал, а почему бы и нет. В это время как раз шли протесты из-за строительства храма в сквере, и появилась работа на эту тему. На меня подписались сразу 300 человек, и я подумал: «Ого, а этим можно заниматься серьезно».
И вот постепенно я пришел к тому, что имею сейчас — делал большое количество работ в инстаграме, так как это моя основная социальная сеть, начал регулярно создавать работы на улице. Меня заметили, появилась медийность, начали писать СМИ. На самом деле медийность — это для художника очень серьезный плюс, так как, во-первых, привлекает покупателей, во-вторых, увеличивает количество подписчиков и аудиторию, до которой ты доносишь месседж. Хочешь ты или не хочешь, но со средствами массовой информации необходимо работать для того, чтобы продавать свои работы. Нужно быть не только художником, но и маркетологом, и СММ-щиком для самого себя.
У меня образ анонимного художника, создается иллюзия, что я Бэнкси на минималках. Так как я скрываю лицо, могу спокойно находиться в любой компании. Но в сети, естественно, люди реагируют — я получаю большое количество отзывов. Они благодарят за творчество, некоторые набили татуировки с моими артами, мне очень приятно.
Понятное дело, что стрит-арт в России, особенно в Екатеринбурге, — это рискованное занятие. [После начала войны] есть несколько прямо серьезных, уголовных дел по стрит-арту, но совсем мало. Почему-то к этому достаточно спокойно относятся, по крайней мере, пока. И меня задержали, в итоге, не в Екатеринбурге, а в Москве, после второй работы. А на Урале я мог себя чувствовать спокойно. Хотя, думаю, сотрудники полиции знали, кто я и чем занимаюсь, потому что «большой брат» следит. Были какие-то забавные истории. Когда проходил фестиваль подпольного искусства «Карт-бланш», я сделал работу «Мир в жопе», там пробка, а вместо камня вставлен земной шар.
Сотрудники ЖКХ вместо того, чтобы содрать этот арт, потому что я делал его на самоклейку, закрасили работу. Из-за моего стрит-арта поднимался вопрос у мэра города. Он говорил, что будет установлено большое количество камер, нужно усилить меры безопасности, выставлять уличных художников напоказ и стыдить их, даже обещал, что по вечерам казаки начнут ходить и контролировать город. Но это все закончилось на уровне слов. И потом я уехал из Екатеринбурга, из России, и все. Меня когда выпускали, сказали, уезжай. Да, менты меня деанонимизировали, и вот я здесь. Загранпаспорта нет, так что это был единственный вариант.
— У тебя в Армении было две работы, первая появилась осенью и провисела где-то около недели, получается, это рекорд?
— «Апофеоз думскроллинга» висел даже больше недели. Да, это прямо рекорд, обычно я делаю работу ночью, а утром ее уже сдирают. Иногда бывает забавно — в Питере работа провисела три дня, и на нее никто не посягал. Они подумали, что это агитационная, «за» Россию. Но самая громкая и смешная история произошла в Екатеринбурге — никто не знал, что делать с «Путиным за решеткой», которая располагалась на газовом щите буквально за решеткой, потому что вроде портрет вождя, как ее снимешь. Кто-то пожаловался, и в итоге ее просто закрыли брезентом. Работа превратилась в целый перфоманс.
В Армении, я творю, как я уже сказал, вынужденно. «Апофеоз думскроллинга» понятно, чему посвящен. К сожалению, война и другие события очень сильно влияют на людей, даже если непосредственно они в этом не участвуют. Граждане словно дичают, наслаждаются кровопролитием, смакуют это все и превращают происходящее в какой-то сериал. Лента состоит из насилия, и, мне кажется, это совершенно неправильно.
По поводу второй работы, «Идет война» — про привыкание. Война в Украине длится уже почти 900 дней и не кончается, к сожалению. Люди привыкают, рутинизируют это, но так не должно происходить. Когда мы привыкаем к страшному, оно становится нормой, поэтому напоминаю — если прищуриться и присмотреться к работе, то надпись проступит четко. Во всем мире идут войны, люди умирают. Да, хочется отстраниться, да, психике надо отдыхать, но привыкать и расслабляться нельзя.
— Последнюю работу в Ереване так и не уничтожили, получается.
— Да, но ее уже пытались сорвать. Кто и зачем, непонятно. Мы это видели сами — я вожу экскурсии по стрит-арту, мы пришли к работе, а ее какой-то мужик ее очень медленно, как в фильме ужасов, царапает то ли ножичком, то ли гвоздем. Это был классный перформанс. На самом деле, мне очень нравится, что работа обретает, помимо моего посыла, еще события после создания, как было с «Путиным за решеткой».
— У тебя еще были плакаты, с которыми в этом году выходили на митинги 24-го февраля.
— Я просто скоординировался с «Ковчегом» и подумал, что нужно сделать митинг более ярким и более запоминающимся через мои арты. Поэтому сам все соорудил, дал плакаты людям, и они встали с этим, что привлекло внимание. Ну это дополнительная еще реклама мне, как художнику, тоже перфоманс и целая уличная акция.
— Планируешь ли еще работы на улице в Армении?
— Обязательно будет! Я постоянно выкладываю свои работы в инстаграме, но в цифровом виде это не привлекает такое количество внимания, как работа на улице. Так что это делать важно, потому что об этом заявляют средства массовой информации, каждая такая работа — это событие, более острая реакция. Диджитал-арт, конечно, классно, но он не привлечет новых людей. Сейчас я уже наладил контакты со СМИ, просто скидываю им новые работы, и, если они захотят, то выложат.
— Есть ли уже контакты с местной стрит-арт тусовкой?
— Если честно, нет. Да, она существует, люди создают работы, особенно в туннеле под Кондом — там можно найти несколько оппозиционных работ, но я не знаю, кто это делал. Тусовка — не совсем мой формат, мне комфортно творить самому по себе. Как минимум, это позволять не подсматривать чужие идеи, не копировать чьи-то работы и придумывать своё.
— В дальнейшем работы будут тоже в российском контексте?
— Да, армянский контекст — армянам, я занимаюсь своей деятельностью. Я в него не вписываюсь, потому что еще мало знаю, да и не интересовался пока. Так что продолжаю погружаться в в действительность России, чтобы не оторваться от реальности и держать руку на пульсе.
— А ждать ли нам выставку в Ереване?
— Пока нет. Когда я уехал, мои работы были на выставке антивоенного искусства из России в Германии, коллекция Кирилла Серебренникова. Если была бы возможность, я продолжал бы делать работы в России. Это вызывало бы больший резонанс — люди видели, что все еще есть голос протеста, и они не одни.
— Есть ли задумки насчет следующей работы на улице?
— Она будет посвящена пятому сроку Владимира Путина. Больше ничего не скажу. Может, я мог бы сделать больше, но иногда торможу, потому что работаю без расписания, по наитию. Да, иногда идеи приходят быстро, а иногда, наоборот, очень долго думаешь. То же самое с реализацией.
— Может, такой немного банальный вопрос, а что помогает это вдохновение подстегнуть?
— К сожалению, у меня это тоже новости. Негативные и еще раз негативные новости. Тот самый думскроллинг, о котором была работа, и моя рефлексия на то, что вижу в сводках. По сути, все мое творчество — рефлексия на то, что происходит, через это я выплескиваю эмоции, мне нужно это тоже переживать. Творчество здесь очень сильно помогает и такая сильная реакция не дает мне привыкать. Плюс кто-то посмотрит на мои работы, и это ему тоже поможет пройти через травмирующие события, это коллективное переживание и понимание, что ты не один. Мое творчество вызывает у людей эмоции вроде «о, я думал точно так же, я думал об этом, я это точно так же переживаю, как и художник, на которого я подписан», и ему от этого становится легче.
— Крупных антивоенных художников стрит-арта, получается, почти не осталось?
— Да, такого стрит-арта в России больше уже нет. Так периодически Yav Zone что-то делают, больше ничего не вижу, если только на локальном уровне или единичные работы.
— А можно ли считать стрит-артом какие-то наклейки, надписи, которые люди делают самостоятельно?
— Конечно, любые стикеры, любое искусство – это все проявление стрит-арта.
— Получается, что он все-таки остался?
— Естественно, просто известных уже не осталось. Многие уехали, многие боятся и молчат, и это тоже нормально. Просто не делают крупные работы. Стикеры – это тоже часть искусства, это целый пласт искусства, я бы даже сказал.
— В качестве материала ты обычно используешь, получается, самоклейку и печать. Из-за скорости создания такой работы?
— Конечно, плюс из-за того, что их очень быстро стирают, я не хочу сильно запариваться. Зачем? Мне нравится такой стиль: я сделал арт быстро-быстро, перенес на стену, показал всем, это растиражировали СМИ, потом она исчезает. Просто такой вариант нанесения на стену гораздо быстрее. Если раньше художники выпускали, как делать работу, в виде часового ролика на Ютубе, сейчас время Тиктока, к сожалению, и я точно так же совершенствую свой арт и ускоряю процесс его создания, не перенося на холст, а просто наклеивая на стену.
Если нужно, я могу работу перенести на холст, и это останется навсегда в памяти у какого-нибудь человека на стене. Но, если будет возможность принять участие в каком-нибудь фестивале искусства, где нужно будет сделать мурал, например, на всю стену, я спокойно смогу сделать это краской. С этим нет проблем, если тут будет какой-то движ, с удовольствием приму участие.
— Работу на самоклейке сложнее уничтожить, чем рисунок или трафарет?
— Иногда сложнее, иногда нет. Иногда бывает такая поверхность, на которой клей не успеет высохнуть, и можно очень легко снять арт. Из соображений безопасности в России я не мог себе позволить провести у работы 30-40 минут, как это делают художники, работающие с трафаретами. Пришёл, наклеил, ушёл.
— Никогда не было столкновений, когда ты наклеивал работу?
— Вообще ни разу. Я как-то удачно подбирал время, и всем было совершенно безразлично. В Екатеринбурге полицейских гораздо меньше. Да и в Москве в каких-то местах их мало, если честно. Есть время смены патрулей, и ты, если выходишь наклеить арт в пересменку, на них не натыкаешься. Кроме того, мне просто повезло, потому что некоторые так попадались. Один художник на «Карт-бланше» делал работу, и к нему подошли полицейские. Правда, они его отпустили в итоге, потому что он нарисовал служебную собаку прямо на стене. То есть, даже если попадешься, все зависит от полицейских и от арта. Я выбрал вариант, при котором можно быстро сделать и быстро уйти.
— Стало ли спокойнее после переезда?
— Я стал лучше спать. У меня нет ощущения, что за мной придут полицейские. В России оно было, понятно, из-за моей деятельности. Я не настолько хорошо шифровался, чтобы полицейские на меня не могли выйти. Здесь всё спокойнее, более размеренная жизнь. Армяне никуда не спешат, это чувствуется, особенно по сравнению с Москвой. Всё замечательно. Здесь мне нравится. Первый Новый год в своей жизни я встретил без снега. Очень сильно этому удивился.
Кстати, про армянских полицейских. Я шёл делать арт «Апофеоз думскроллинга» рано утром, часов в пять, обходными путями. Мимо меня проехала полицейская машина. Мы на друг друга посмотрели, они просто проехали мимо, а я дальше с артом пошёл. Первые встречи с армянскими полицейскими после российских, они, конечно, такие… интересные.