15 апреля в Армянской национальной опере состоялся балет Эдуарда Амбарцумяна «Ераз» («Сон/Мечта»). Это единственный спектакль в репертуаре театра, который поставила женщина — Жаклин Сархошян. На мировой премьере этого балета, которая состоялась в Ереване в ноябре 2012 года, Жаклин еще и исполняла главную женскую партию: тогда она была прима-балериной труппы. Свою сольную карьеру она внезапно прервала в 2014 году. Газеты писали: «Заслуженная артистка Армении уехала из страны в поисках хлеба».

Жаклин Сархошян приняла тогда приглашение Hamazkayin — международного образовательного и культурного союза, который объединяет армянскую диаспору по всему миру. Ей предложили работу в ливанском филиале этого союза.

О своей деятельности в Бейруте, любимом Ереване и, конечно же, балете «Ераз» Жаклин Сархошян рассказала в нашем интервью.

  — Жаклин, получается, 11 лет назад вы уехали из Еревана?

— Да, но я остаюсь частью Еревана, стараюсь приезжать в любимый город при каждой возможности: здесь вся моя жизнь прошла. Я 25 лет танцевала на сцене оперного театра, была ведущей балериной. Предложение поработать в Бейруте у армянской диаспоры я получила совершенно неожиданно.  


— В чем заключается ваша работа в Бейруте?

— Я преподаю классическую хореографию и народный танец студентам Школы искусств Hamazkayin. Под эгидой этой Школы в Бейруте также работают балетная школа «Гаянэ» и танцевальный ансамбль «Кнар», там я тоже преподаю. Всего у меня 250 учеников.

Фотография из личного архива Жаклин Сархошян

— По-моему, это очень много.

— Сравнительно недавно было больше — 450. В Ливане, как вы наверняка знаете, ситуация небезопасная: обстрелы и бомбардировки израильскими военно-воздушными силами случаются так часто, что многие называют происходящее в стране третьей ливанской войной. И уезжают.

Школа искусств Hamazkayin — это попытка помочь оставшимся в Ливане людям жить полноценно и интересно. Согласитесь, мы, люди, сильны и по-настоящему богаты своим искусством. Оно может объединять всех нас независимо от национальности, возраста, языка, религии. Я чувствую себя проводником людей в мир искусства: на мои занятия в Бейруте ходят не только армяне — люди разных национальностей и вероисповеданий.

«Я чувствую себя проводником людей в мир искусства: на мои занятия в Бейруте ходят не только армяне — люди разных национальностей и вероисповеданий»

— А на каком языке идут ваши занятия?

— В основном — на армянском. Чтобы всем было понятно, мне порой приходится говорить на английском, на русском языках. Нередко язык как таковой не требуется: мы ведь изучаем танец, культуру движений, поэтому можно ничего не говорить, а просто показать, и все становится понятно без лишних слов.

— Интересно, на каком языке вы думаете?

— На русском. Я на 25 процентов — русская: моя бабушка, мама моей мамы, — Анастасия Баранова, русская. В Ереван из Ростова-на-Дону ее привез мой армянский дедушка. В нашем армянском доме в Ереване все прекрасно говорили на русском языке. В Бейруте я скучаю по русской культуре, с детства мне близкой. Но благодаря Бейруту, благодаря моей ливанской командировке, я стала намного лучше говорить на армянском языке. До командировки в Ливан (не хочу говорить, что я переехала в Ливан, для меня работа в Бейруте — командировка) мой армянский критиковали.

— Произношение критиковали?

— Нет. Вокабуляр, словарный запас мой критиковали. Я тогда работала на армянском телевидении в жюри танцевального конкурса Parir te Karogh Es, который был основан на формате международной телевизионной франшизы So You Think You Can Dance («Значит, ты умеешь танцевать?»). Как-то в студию позвонил зритель и сделал мне замечание: «Вы вставляете в свою армянскую речь русские слова. Это неправильно! Перестаньте так делать! Передачу смотрят армяне со всего мира, далеко не все из них понимают русский язык». Я тогда не знала, как сказать на армянском русскую фразу «фибры души». Честно говоря, я и сейчас не знаю. И считаю, что есть словосочетания — и в русском языке, и в армянском, — которые невозможно перевести.

Кадр из телепередачи Parir te Karogh Es, в жюри — Жаклин Сархошян


— Кто и почему назвал вас Жаклин?

— Насколько мне известно, это имя дала мне бабушка, мама моего папы. Ей очень нравилась Жаклин Кеннеди. Она и свою дочь назвала Жаклин, которую, увы, рано потеряла…
Друзья и самые близкие называют меня просто Жак. Или Жака. Некоторые — Жаки.

Фотография из личного архива Жаклин Сархошян


— Учиться в хореографическом училище — это был ваш осознанный выбор?

— Нет. Я с раннего детства бредила фигурным катанием, очень любила этот вид спорта. Когда по телевизору показывали выступления фигуристов, вставала близко к экрану и начинала танцевать. Танцевала я и когда приходили гости: дедушка аккомпанировал мне на рояле, бабушка разрешала брать ее шаль. Однажды в гостях была аккомпаниатор Ереванского хореографического училища Мануш Сумбатовна, фамилию ее не помню, к сожалению. И она сказала, что меня нужно обязательно показать балетным педагогам.


Ни дедушке, ни бабушке не суждено было отвести меня в хореографическое училище: мне исполнилось пять лет, когда умерла бабушка. Через два месяца не стало дедушки.
В училище меня отвела Мануш Сумбатовна.

— Вас сразу приняли?

— Меня приняли условно. Говорили: «Шея у девочки короткая. Посмотрим, что из нее получится. Пусть пока занимается в нулевом классе». Нулевой класс — это когда ты ходишь с утра учиться в общеобразовательную школу, а после идешь заниматься в хореографическое училище.

Моим первым педагогом была Сильва Агароновна Овнанян. Незабываемая! Однажды на уроке я так ее рассердила, что она содрала с меня купальник.

— Чем вы ее рассердили?

— Я плечи постоянно поднимала. Купальник был мне велик, и я поднимала плечи, чтобы он с меня не свалился. Сильва Агароновна тогда сильно рассердилась и, получается, раздела меня перед всем классом.

— Какой ужас!

— Сказала, что я гадкий утенок, что никогда не стану балериной. И вот тогда, очень хорошо это помню, я четко поставила себе цель: обязательно стать балериной.

— Жаклин, а почему вы не пожаловались на педагога? То, что она сделала, просто чудовищно.

— А какое я имела право жаловаться на педагога? Я не имела такого права. Я никогда не жаловалась. Никогда. Никто в нашей семье не знал, что творилось со мной в училище.

Позже я поняла, что это была моя первая психологическая травма — вот эти слова педагога, что я не стану балериной. Но, может, благодаря им я и стала балериной? Я ведь тогда пообещала самой себе, что через все пройду и балериной — стану.

Фотография из личного архива Жаклин Сархошян


— Что было самым трудным на этом пути?

— Почему-то до сих пор помню отчаяние, когда в балете «Щелкунчик», который со студентами нашего училища ставила знаменитый в балетном мире педагог — Людмила Сахарова из Перми, меня не отобрали на эпизодическую роль девочки, что идет в гости к Маше. Мне в этом «Щелкунчике» дали роль одной из мышек. Это было очень обидно: выходить на сцену не в красивом платье, а в маске мыши.

Девочку в «Щелкунчике» я так и не сыграла. Зато потом танцевала в этом балете Машу, главную женскую партию. Но это было, когда я уже в театре работала.

— Жаклин, вы были еще студенткой училища, когда 7 декабря 1988 года в Армении произошло катастрофическое землетрясение. Помните этот день?

— Очень хорошо помню. Было такое жаркое утро в этот день, что мы все окна в балетном классе настежь открыли. Помню, в какой-то момент рояль вдруг начал двигаться — «ходить» туда-сюда. И педагог нам сказала: «Девочки, быстро на улицу!». Мы как были в купальниках, так и выбежали. Через какое-то время нас завели обратно в помещение. И резко наступил ужасный холод. Просто ужасный! Через день в Ереване выпал снег.
В то время не было ни мобильных телефонов, ни интернета. Информация распространялась очень медленно. Второй муж моей мамы, мой отчим, был из Ленинакана. Мы от него тогда узнали, какая ужасная трагедия случилась 7 декабря.


Людей, которые лишились домов из-за землетрясения, селили в санатории Армении. Мы регулярно выезжали в эти санатории — выступали с концертными программами. Время было очень тяжелое… Но и потом стало не легче.

Фотография из личного архива Жаклин Сархошян


— Вы имеете в виду девяностые? Распад СССР?

— Да. Во времена СССР в нашем оперном театре работало много русских, украинцев. Почти все они после развала Советского Союза уехали. Наш театр опустел. А потом началось самое плохое на моей памяти время в Ереване — «темные» годы. Девяностые.

Из-за Первой карабахской войны и начала грузино-абхазского конфликта мы оказалась отрезанными от большого мира: в нашу маленькую страну перестал поступать газ, Армянская АЭС была остановлена, прекратились поставки продуктов питания, лекарств… Помню, электричество в жилые дома давали на один час в сутки. Особенно тяжело было зимой: отопления нет, света нет, телефонной связи нет, хлеб — по талонам…

Но мы как-то приспосабливались, не унывали: у соседа была машина, он снимал с нее аккумулятор, подключал к нему телевизор и приглашал всех к себе смотреть «Санта-Барбару» — в 1992 году это был самый популярный телесериал. Я тогда уже работала в театре.

— А люди ходили в театр в эти «темные» девяностые годы? 
 
— Многие предприятия закрылись в те годы, а театр продолжал работать. Зрители приходили, но чтобы полный зал на каждом спектакле — такого не было. Помню, однажды играли спектакль для семи зрителей. Музыкантов в оркестровой яме и артистов на сцене было больше в десять раз. 

Мы все ценили, что наш театр работает, что у нас есть работа. Тем более что на сцене можно было наконец-то согреться под светом софитов. 

Директором театра в те годы был прекрасный певец Тигран Левонян. Он умел так всех к себе расположить, что мы все были — как семья. После каждого спектакля он собирал нас в зеркальном зале на простенький ужин: вареная картошка, винегрет. И знаете, у нас душа радовалась. Что мы вместе, что нам хорошо вместе. Выдающиеся артисты, люди-легенды с нами тогда были — Гоарин Гаспарян, Барсег Туманян, Гегам Григорян… 

— Не возникало тогда мысли уехать из Армении?

— Нет. Позже у меня была возможность остаться работать и жить в США. Но в Армении оставалась моя маленькая дочь, которую смогли бы привезти ко мне в Америку только через 8 месяцев. Для меня это было немыслимо. Я выбрала немедленно вернуться к дочери, а не карьеру за рубежом. 

«Я выбрала немедленно вернуться к дочери, а не карьеру за рубежом»


— Вы довольны своей балеринской карьерой?

— Очень. В театре моим репетитором была Эльвира Гургеновна Мнацаканян — выдающаяся балерина, которая передала мне все свои знания и секреты. Это она научила меня быть убедительной Жизелью, Джульеттой, Фригией… Говорила: «Ты очень хорошая Фригия, но рождена для Джульетты». Мне везло на встречи с прекрасными педагогами и балетмейстерами. Например, балет «Спартак» у нас ставил легендарный Юрий Григорович. Это дорогое для меня воспоминание: на ереванскую премьеру Григорович привез мне из Москвы костюмы своей жены, великой русской балерины Наталии Бессмертновой, в которых она первой танцевала Фригию.

«На ереванскую премьеру Григорович привез мне из Москвы костюмы своей жены, великой русской балерины Наталии Бессмертновой»

Сцена из балета «Спартак». Фригия — Жаклин Сархошян. Фотография из личного архива Жаклин Сархошян.


— Неоклассический балет «Ераз» («Сон/Мечта») — ваш балетмейстерский дебют. И первая для Армянской оперы работа композитора Эдуарда Амбарцумяна, которого во многих странах мира знают прежде всего как авторитетнейшего специалиста в области репродуктивной медицины, практикующего доктора и ученого-исследователя. Как возник ваш творческий тандем?

— Мы познакомились на презентации диска Эдуарда Мартиновича «Ераз». Меня пленила его музыка… Это было очень неожиданно, когда он спросил, могу ли я поставить на его музыку балет. Я попросила дать мне время подумать.

Подумав, решила рискнуть. Сама написала либретто — историю о современной женщине, молодой успешной художнице, которая пытается разобраться в своих мечтах. Кстати сказать, готовой музыки на всю историю не хватало. И я попросила Эдуарда Мартиновича сочинить для нашего балета еще четыре эпизода. Он с радостью откликнулся на эту просьбу.

В итоге у нас получился одноактный балет-фантазия для трех солистов и кордебалета. С уникальной сценографией: вместе с артистами в спектакле «танцуют» картины из песка, в режиме реального времени их создает художник-аниматор. На премьере в 2012 году песочные картины рисовал Артем Нерсес, а где-то с 2015 года художником-аниматором балета «Ераз» стала Анна Амас.

Жаклин Сархошян и Эдуард Амбарцумян. Фотография из личного архива Жаклин Сархошян.

— Жаклин, помогал ли вам кто-нибудь при сочинении хореографического текста спектакля «Ераз»?

— Почти все хореографические идеи приходили ко мне во сне. Я просыпалась среди ночи, будила мужа — танцовщика Карена Макиняна. И пробовала на нем все поддержки, которые мне только что снились. Карен совершенно спокойно на эти ночные репетиции реагировал, потому что он, как и я, творческая личность. Мы хорошо понимаем друг друга. Сейчас вместе работаем в Бейруте.

— Армянские газеты писали, что вы уехали в Бейрут «в поисках хлеба».
Имелось в виду, что вы уехали на заработки?

— Да. Я была уже заслуженной артисткой Армении, а своего жилья у меня не было: квартиру приходилось снимать. Это было странно, потому что обычно заслуженным артистам республики, ведущим солистам главного театра страны, с жильем помогают. Мне помогать не спешили. Хотя я очень много и успешно работала, у меня каждую неделю были спектакли, меня знала и любила публика, я была в отличной форме (весила 40 килограммов!). Иными словами, уезжать из Еревана, если бы не проблема с жильем, мне было совершенно бессмысленно. Но я так хотела свой дом!

Буквально за неделю мы собрались с Кареном и улетели в Ливан. И уже через год работы в Бейруте смогли внести первоначальный взнос за квартиру в Ереване. Сейчас у нас и квартира есть, и загородный дом. Это счастье, что нам есть, куда возвращаться с любимой работы…

Автор: Айсылу Кадырова