«Музыкант — это хирург души»: преподаватель вокала, певица Велиса Владыкина

Она начинала свой творческий путь в маленьком Дивногорске Красноярского края, переехав в Санкт-Петербург и затем в Армению. Стойкость ковала в ресторанах, минимизируя разборки 90-х своим творческим профессионализмом.

Сейчас за плечами певицы, композитора и преподавателя по вокалу Велисы Владыкиной сотни благодарных учеников и собственные каналы в YouTube и Telegram с десятками тысяч подписчиков.

Правда ли, что красиво петь может каждый? Как карьера в ресторане помогает изучать новые вокальные техники? И что не может позволить себе поющий без фонограммы исполнитель? Об этом и не только мы поговорили с Велисой за чашечкой кофе.

Как ты оказалась в Армении? Когда сюда переехала?

— Я прибыла сюда с супругом в конце августа 2022 года. Переезд был связан с личными обстоятельствами. Мы пожили здесь, все хорошенько обдумали и решили остаться.

Твой певческий опыт — это, в том числе пение, в ресторанах. И я знаю, что ты им гордишься. Чем подобный опыт помогает в дальнейшей карьере?

— Я буквально с 20 лет пела в ресторанах. Так продолжалось до начала эпидемии коронавируса. И, конечно, это мне очень помогло. Тогда же не было интернета. Не существовало школ эстрадного вокала. Да и вообще понятие такое не употребляли. В учебных заведениях вокал делили на народный и академический. Я поступила на первый. Играла на гитаре, хотелось петь что-то эстрадное, но было исключительно народное.

И, собственно, когда я выпустилась, поняла, что не пойду в учебные заведения работать. Мне не нравилась система, я конфликтовала с ней. А ресторан мне помог развить недостающие навыки. К чему я веду? Работая в ресторане, тебе приходится петь всё, приходилось самой что-то искать, какие-то техники пробовать, как петь это, как петь то. Очень крутая школа. Ну и все многие звезды того периода выходили, как правило, из ресторанов.

Вот есть такое расхожее мнение, что петь перед жующей публикой — моветон. Ты как к этому относишься?

— Для меня, наоборот, это прокачка характера, силы духа артиста, потому что если сидят люди, жуют, и вдруг встают танцевать, значит ты всё сделал круто. Если ты их пробил на слезу и они забыли о котлетах, тоже здорово. Для ресторана, кстати, хорошие певцы — очень важно, потому что такой исполнитель может сделать незаметными ошибки кухни, обслуживание, все что угодно. Раньше в заведениях чего только не было: и перестрелки, и бои без правил, и тогда нам надо было веселее, громче петь.

Получается такой «Титаник» из 90-х, все вокруг рушится, а ты поешь. Были в твоей жизни подобные истории?

— Были. Как-то раз под Новый Год работала в одном из ресторанов очень крутых. Суть в том, что за столами собрались: тут братва, тут менты. Главное — сидели вместе в одном помещении. Наша задача — вести мероприятие так, чтобы всем было весело и не дошло до недоразумений. Хотя, честно говоря, раньше без этого не обходился ни один банкет, выяснение отношений равно нормальная вещь. Ну а мы старались, чтобы гости больше плясали и меньше разбирались друг с другом.

Подобные условия воспитали в тебе толерантность?

— И толерантность, и понимание людей. Я карьеру начинала с антрепризы. И только потом пришла в ресторан. Думала, что закончила вокальное отделение, сейчас всем как спою. А в репертуаре несколько песен, ну так, на всякий случай. И вот впереди армянская свадьба. Мне организаторы мероприятия говорят, что песен 100 надо знать. Армяне — музыкальные люди. В общем, все наши институты искусственные потеряли всякий смысл.

Я в ужасе, всю ночь просидела. Тогда чтобы выучить сто песен, сколько надо было купить кассет и всё переслушать. Это школа выживания. Маленькими частями от руки переписываешь слова. Ксероксов тоже не было. Плюс, надо выучить где вступление, всякие обозначения, и все делаешь на слух, сам. А списывать не особо давали. Другие исполнители думали, мол я сам старался, корпел. Не поделюсь. Помимо этого ты покупаешь минусовки, так что было непросто.

Сейчас у тебя есть YouTube канал, Telegram канал, и ты занимаешься с учениками и офлайн, и онлайн. Правда ли, что научиться петь может каждый?

— Абсолютно. Я преподаю больше 20 лет. Моя, наверное, судьба такая, что ко мне приходят безнадёги с этим вопросом. А можно? Возьмите меня. Очень хочу. И, как правило, уже с первого урока они убеждаются, что могут. Но, конечно, дальше зависит уже от человека, сколько он прикладывает к этому усилию. И, как правило, из безнадёг получаются самые стабильные, хорошо поющие люди.

Что делать человеку, который вдруг захотел петь. Может какие-то упражнения есть?

— Есть, конечно. В моем телеграм-канале я, кстати, даю подобные лайфхаки. Вообще, если вы можете говорить, то можете петь. Попробуйте проговорить фразу на выдохе, и уже почувствуете. Главное — уловить мелодию. Этим лайфхаком пользуются актеры, у многих не очень поставлены голоса. Они не поют, а как будто проговаривают, но важно услышать мелодию. Другое дело, что у меня много учеников, которые приходят с отсутствием музыкального слуха.

И что с этим делать?

— Развивать. Как правило отсутствие музыкального слуха это не патология, очень редко когда бывает патология, тут скорее отсутствие навыка. Больше всего слух в детстве развивается. Дома часто звучит музыка, мама, папа что-то напевают. Вот я всегда думала, что у меня простая не поющая семья. Потом, когда стала работать с людьми, поняла, что она очень даже поющая. Мама действительно не пела, но на каждом празднике дедушка выступал. А на праздниках пели все. И мне казалось, что так во всех семьях. В целом, ребенок напевает и у него развивается слух, у кого-то он врожденный, ибо мама, папа слушали много музыки.

Часто, кстати, бывает в культурных образованных семьях такая история. Там ребенку часто не дают петь. Мол, нельзя шуметь, имитировать. Но вокал — это именно имитация. Мы начинаем петь, а ребенок — имитировать звуки, не только музыку. Кар-кар, гав-гав… Имитация звуков помогает детям развить мелодический слух. А дальше следует пропевание мелодий, когда он напевает, не боится. Если ребенку пару раз заткнули рот, у него большая травма. Считает, что сделал что-то некрасивое, неприятное, так делать не надо, у него появляются зажимы. Вокал сильно связан с психологией.

Я знаю, что твои армянские ученики часто просят тебя научить их петь с русским акцентом. Почему? В чем отличие исполнения армян и русскоязычных?

— У армян очень объемные звуки, есть восточная мелизматика. На что это похоже? Как дудук, все мы представляем, как он играет. И соответственно, армянское пение пестрит вот этими украшениями, это очень красиво. Его можно сразу узнать, если петь хоть джаз, хоть русскую музыку, да вообще любую. Опять же, физиогномика, то есть определенное строение черепа, носа, все это дает определенные звуки. У нас, русскоязычных, произношение плоское, скупое, прямое. Соответственно, когда мы поем, у нас народные звуки летят вдаль, но не имеют объема как такового, наоборот, сжатые. Вспомните Кадышеву.

Вялый рот?

— Нет, это сейчас у современного поколения вялый рот. А так просто сжатые звуки. Мы рот не сильно открываем. А уж если открываем, он прямой. А у армян объемный, с выдохом, все на выдохе. Он очень естественный. И местные приходят учиться петь, чтобы научиться исполнять композиции без восточных элементов. Этому реально научиться.

Западная мелизматика отличается от восточной, это разные школы. У армян, в основном, вокал построен на основе джазового пения, с круглыми звуками, и они хотят научиться расщеплению, вот оно им не всегда даётся, хотя у многих есть от природы. Хотя интересно, что у мужчин армянских оно есть, а у женщин не всегда. Это еще плюс культурное воспитание. Часто армяне приходят ко мне, чтобы немножко расслабиться. Особенно девушки приходят похулиганить. Приходят с академическим пением и расширяют свои границы.

А можешь ли ты сказать, что жители Южного Кавказа, они более поющие, нежели чем россияне, европейцы?

— 100%. Это не только физиогномика, прежде всего культура, о чем я говорила раньше. Ну, вы зайдите в любой армянский ресторан, там будут петь, танцевать. Южные народы более расслабленные, раскрепощенные. В России тоже подобная культура была, но ее уничтожили.

Кто? Большевики?

— В советское время, да. У славян всегда же праздники, хороводы, танцы. Потом кабаки, рестораны были, кстати, в России большинство их держали, опять же, уроженцы Кавказа. Ну, а с появлением телефонов и прочих гаджетов появились диджеи, которые вообще убили у нас всё. Выбор не богат: караоке, где дурно поющих очень много, людям потанцевать стало вообще мест очень мало. А если мы не танцуем, если мы не поем, эта культура уходит.

На каких исполнителях ты росла? Кто нравился?

— Элла Фицджеральд, я с нее снимала приемы. В моей семье джаз никто не слушал, а я брала и снимала ее звуки, когда уже стала что-то понимать. Но первая, кто меня прошиб прямо, это Валентина Пономарева и романсы. До сих пор их люблю, обожаю, пишу в этом стиле. Я все думала, как можно так петь. Для меня это был эталон.

Чем романсы тебе близки?

— Наверное, по духу, романтикой. В романсе, как я всегда считала, во-первых, это высокая поэзия, как правило, заложен очень глубокий смысл, глубокие чувства. И это всегда звуки, которые поются, не просто текст, как сейчас пишется, а именно поющие тексты, где заложена философия, душа. Я очень люблю любовную лирику, мне это очень ценно.

Понятно, романтичная барышня. А современные исполнители тебя вообще привлекают? И какие?

— Ой, какой тяжелый вопрос. Сейчас много повторов одного того же, об этом я много говорю в своих видео, меня это триггерит. Мне нравится Светлана Лобода. Она трудяга. У нее поющие песни. Также мне близка манера исполнения Алексея Чумакова, Марка Тишмана и Юлии Паршуты. Но в целом, сказать, чтобы кто-то из современных исполнителей меня прямо вот зацепил, и я бы хотела это петь, увы. Нет.

Многое из современного творчества мне кажется просто рефлексией. На тему современной жизни. Из рубрики что вижу, о том пою. Да и вообще, музыку пишут компьютеры, нейросети. А слова люди, не знающие, как писать. Я сама не сочиняю тексты, обращаюсь к поэтам, и тогда они поются и льются.

Ты пишешь музыку к своим песням. Кстати, как ты считаешь, что важнее — музыка или текст?

— В песне – музыка. Мы же поем. Очень важно, когда тексты встраиваются.

Что не может позволить себе выступающая певица?

— Ну вот то, что недавно произошло с Глюкозой на концерте (прим. ред. — в Красноярске она вышла выступать с измененным сознанием). Все говорят, что она тоже человек, но ведь хирург не может же выйти пьяным на операцию. По сути, музыкант, артист — это тот же хирург, только души. Это недопустимо.

Ты вообще часто поешь под фонограмму? Как к этому относишься?

— У меня прошло всего несколько больших выступлений под фонограмму. И один случай, когда я заявила, что выступаю без фонограммы, но она была. Это на концерте в Красноярске. Я тогда работала там руководителем культурно-досугового центра в университете. Мне всего 25. Вышла, а мне не включили микрофон, просто диджей не нажал кнопочку. После этого я поняла, что иногда, действительно, лучше перестраховаться.

Но, в целом, мне не нравится петь под фонограмму. Это же настоящий стресс, потому что тебе надо попадать в свои же слова, а это сложно. Ну, у кого одна и та же фонограмма, как Бузова, например, она под неё попадает. А если ты привык распевать, где-то можешь поимпровизировать. А тут надо прямо вот чётко под записанный трек. И тебе не удается показать эмоции. Я считаю, что поющие люди, они получают удовольствие от пения живьём.

Что было самое запоминающееся в твоем общении с учениками? Что тебе говорят ученики, которые добиваются потом каких-то успехов?

— Обожаю, когда так называемые «безнадеги» чего-то добиваются, а потом говорят: «А что, так можно было?». Одна моя ученица поступила на эстрадно-джазовое отделение со ста баллами, переехав из глубинки. У меня, к сожалению, нет учеников с такими огромными амбициями, которые пошли бы там на «Голос» или что-то подобное. У них нет такой цели, возможно. Это еще же и финансовые вложения.

Кстати, был на моей памяти конкурс, где у меня участвовало 7 учеников. Это, чтобы вы понимали, взрослые люди. Выступали в разных номинациях в Петербурге. Я их нацелила, что, мол, мы в группе новичков, не думаем о призах. Я сижу весь конкурс, их настраиваю, чтобы никакие амбиции не пёрли. Кто-то волновался, кто-то сорвался. Но, начинаются награждения. Из семи шесть моих учеников заняли призовые места. Я была очень удивлена. Меня как педагога там никто не знал.

И еще была у меня ученица, в возрасте 60+. Ее результатом я очень горжусь. Она пришла ко мне, уже выйдя на пенсию, сын подарил матери сертификат на вокал. Мы начали петь. И женщина стала лауреатом двух конкурсов. Ну, представьте, после 60-ти выйти на сцену человеку, как она боялась — не передать. Выходит на сцену, я за кулисами. Никто не знал, что рядом педагог. Опытные вокалистки ее хвалили, мол, поет как Гвердцители. Представляете, как приятно для меня слышать со стороны, что говорят про твоего ученика? Вот это для меня самое ценное.