В книжном магазине Common Ground прошли гастроли Театральной компании Александра Кудряшова, которая сейчас работает в Тбилиси. Зрители увидели спектакль «Пап, пока», где рассказана история отца режиссера, служившего по контракту, а также комедию «Уроки жизни», которая учит жизненному росту на материале мемов из «пацанских» пабликов во ВКонтакте.
Театральная компания — это творческое объединение, состоящее из драматурга Василия Шарапова и режиссера Александра Кудряшова, а также их друзей, которые периодически с ними сотрудничают.
За годы эмиграции у проекта появилась новая публика. Чем сейчас живет Театральная компания? Где должен происходить спектакль? Что спасет зрителей? И почему не стоит прятать фиги в карманах? Мы поговорили с Александром Кудряшовым о том, как живет независимый театр в эмиграции и чем помочь русской культуре.
Что такое Театральная компания Александра Кудряшова?
— В мечтах это продюсерский центр, который занимается не только театром, а искусством в широком смысле слова. Ее основатель начинал как театральный режиссер, поэтому назвали так. Может быть, в этом есть и концепция отношения к жизни, как к театру.
Мы занимаемся театром, но не в привычном его формате. Раньше у нас в инстаграме было написано, что мы — альтернативный театр, антитеатр, экспериментальный и андеграундный, но мне не очень нравятся эти определения. Я совсем не против того, чтобы быть не экспериментальным и не андеграундным театром. Мы просто стремится к синтезу стилей, форм и искусств.
Спектакль должен происходить у зрителя в голове. Он он может выглядеть как чековая лента, надпись баллончиком на стене, непримечательный рассказ о погибшем родственнике или пересказ глупых пабликов про куриц и козлов с гендерными стереотипами и сексизмом. Все это ведет к одной глобальной цели, чтобы люди встречались и обнимались.
Мы образовались потому, что в государственных театрах, где платят деньги, многое нельзя. Всегда тащишь эти театры куда-то в новизну, а они сопротивляются. Хочется, чтобы полет фантазии никто не ограничивал.
Наша Театральная компания — это художественная организация, которая не сторонится каких-либо стилей, стремится экспериментировать, перепридумать настоящее, но не ставит это своей целью. Просто стандартные формы театра при всем уважении немножко нам наскучили. Если совсем просто говорить, то Театральная компания Александра Кудряшова — это театр, который я бы хотел увидеть.
Расскажи про самые показательные проекты Театральной компании?
— Сейчас идет спектакль «Жизнь» по пьесе нашего драматурга Васи Шарапова, состоящей из одного слова. Он обязательно идет один час и рассказывает о том, насколько важно время. Слово не скажу, приходите на спектакль. Главная мысль постановки — если у вас есть возможность не ходить в театр и жить, лучше живите. Один из постулатов нашей компании заключается в том, что жизнь сильнее и важнее любого искусства.
«Чек-лист» – это спектакль, пьеса и арт-объект в одном предмете. На чековом листе написано все, что должно быть в жизни каждого человека. С одной стороны, это отсылка к инфо-цыганам, с другой — литературное произведение, с третьей — тиражная художественная работа, которая распространяется, продается, а иногда подбрасывается тайно. Произведение может приобрести любой человек, стать его хозяином и с ним взаимодействовать. И это самая яркая иллюстрация того, что спектакль происходит у зрителя в голове.
Есть стрит-арт работа «Театр бездействия», созданная совместно с художником Никитой Nomerz в Нижнем Новгороде. Спектакль проходил со зрителем, когда он шел мимо этой работы. Но она просуществовала всего 4 дня.
Про спектакль «Пап, пока» рассказывать не буду, про него отлично написал Антон Хитров в «Медузе».
У нас был Конкурс Красоты Для Всех Живых Существ, где соревновались люди, животные, бактерии и иные формы жизни. К сожалению, победил человек. Он стал руководителем Театральной компании на один месяц.
Когда наступил карантин, у нас проходил фестиваль «ОТМЕНА»: мы назначали какие-то мероприятия на самых разных площадках, а потом отменяли их по любым причинам, кроме карантина. Якобы, артист не подготовился, режиссер напился и так далее.
Однажды мы с Виталием Таныгиным из театра Алехандро Валенсия придумали Ежеполугодную Национальную Премию в области театра «Традиция – Любовь Моя» имени Таныгина-Кудряшова-Кудряшова-Таныгина. Участвовать в ней могли любые спектакли, которые мы посмотрим. Вокруг премии возник подкаст, гостями которого стали Леша Киселев, Аня Банасюкевич, Всеволод Лисовский и другие.
Перед Новым годом в Тбилиси у нас состоялся перформанс «20 вопросов к современному театру». С пришедшими зрителями мы обсуждали их ожидания от театра и пытались ответить на общие вопросы, например, сколько должен стоить билет. Я считаю, что люди имеют право задать любые вопросы.
31 декабря мы писали письма Деду Морозу от взрослых. Ведь у каждого должна быть возможность записать свое новогоднее обращение, как у президента.
Последнее событие, которое мы сделали, называлось «Час объятий». Очень много в театре связано с языком, нам хотелось создать что-то вне национальное, а объятие — элемент универсального языка.
Спектаклем можно сделать абсолютно все, что угодно. Единственное, театр должен отвечать собственным установленным законам. Я несколько раз видел, как люди плакали после спектакля «Чек-лист». Значит что-то с ним происходило, хотя они просто читали текст на листе.
Как, когда и где появилась Театральная компания?
— Появилась она в Москве, но никогда не стремилась быть столичным театром. Это наш пацифистский и децентралистский задел — быть театром в мире. Открылись мы спектаклем «Про линя», в котором были настоящие артисты, а не только Александр Кудряшов. Это максимально странная и интересная пьеса, в которой первый акт шел 10 минут, антракт – 15 минут, второй – 1 час, а потом были комментарии автора, о том, что он еще хотел включить в пьесу. Мы старались ее поставить так, как она была написана.
Мой разум тогда зацепился за реплику не самого приятного человека — Артемия Лебедева. Он высказал неплохую мысль про нейминг — раньше люди часто называли бренды своим именем и фамилией, например, шампунь Ивана Иванова или виски Джонни Уокер. Поскольку это максимально труднопроизносимое название, мы не стали ничего выдумывать и назвались Театральная компания Александра Кудряшова. Сначала все посмеивались, но спустя пару лет стали понимать, что все серьезно.
У нас есть день рождения – 4 ноября 2019 года. Он совпадает с днем рождения Василия Шарапова, только он родился в 1989 году.
Мы открылись в очень удачное время. Два месяца активно что-то делали, наступает январь, новости все хуже и хуже, потом февраль. В марте мы собирались выпускать спектакль «Шоп» по пьесе Алексея Житковского. И за 40 минут до показа объявили локдаун. Так родился фестиваль «ОТМЕНА».
Потом мы участвовали в фестивале «Дно» — максимально открытое событие, на котором можно было опробовать новые формы. На нем существует премия за последнее место. Там я играл спектакль «Волшебная сила Фейсбука» по постам театральных критиков. Это был такой злой, ругательный спектакль, удивительно, что его до конца досмотрели. После спектакля я слышу: «О, это же Александр Кудряшов из Театральной компании Александра Кудряшова!» Значит, целый год не зря прошел.
В 2021 году у меня начала восстанавливаться карьера в официальных государственных театрах и деятельность Театральной компании отступила назад. Началась война. Тогда я перестал работать в одном замечательном театре в городе Буинске. Кстати, привет им. Вы мне торчите около 100 тысяч рублей!
Я ставил там комедию и разругался. Директор этого театра считает, что Гайдай — наше все, и ничего другого быть не может. Я же люблю весь юмор и считаю, что шутить можно абсолютно про все, главное — делать это грамотно, чтобы было смешно, а не оскорбительно.
У меня был целый список разных проектов, но оказалось, что лично для меня с началом войны развлекательные спектакли стали не интересны.
Тогда мы читали на ночь людям детские книги в онлайн-режиме, чтобы они просто не тревожились. Я заступал, как на смену, каждый день в течение нескольких месяцев. Потом понял, что и этого недостаточно, и решил играть «Пап, пока».
С началом войны Театральная компания оставалась в России? Что произошло дальше?
— Мы играли «Пап, пока». Спектакль вызывал интерес публики, хорошо шел, продавался, его стали звать на фестивали. Перед последним показом в Москве позвонили на площадку с неизвестного номера, не представились, интересовались спектаклем, не против ли он власти. Это не сильно испугало, а скорее взбодрило.
Объявили мобилизацию. Мне просто стало страшно ходить по улице. Это скорее личный момент. Мы уехали в Казахстан.
Были гастроли с Театром Сопротивления по Грузии, Армении, Казахстану и Кыргызстану. По-моему, мы до сих пор являемся их единственным оффлайн-проектом. Это было удобно для них потому, что спектакль — готовый продукт моей интеллектуальной собственности. Было смешно, когда в договоре прописывали: если исполнитель не сможет сыграть спектакль, он должен заменить исполнителя. Я сказал: «Убирайте этот пункт потому, что кроме меня это играть не может никто. Спектакль построен на этом».
Мы переехали в Грузию. Были гастроли в Турции, Финляндии и Норвегии. В последней на фестивале Улицкая выступала, Гребенщиков и мы.
Было ошибочное мнение, что так мы так и будем ездить по фестивалям. В какой-то момент ты осознаешь, что ты живешь в одной стране и мы начали играть в Грузии на постоянной основе. Сначала это был только «Пап, пока», а дальше я понял, что спектакль «Жизнь» тоже актуален. Потом стали рождаться новые проекты.
По твоему ощущению, появилась ли какая-то своя тбилисская аудитория?
— Можно сказать, что да. Я даже застал несколько «поколений», так как люди постоянно приезжают и уезжают. У многих просто меняются приоритеты, появляются новые планы, перспективы, грубо говоря, они стараются меньше тусоваться. Все-таки многие воспринимают театр как развлечение.
Ты играл «Пап, пока» в Ереване. После каждого спектакля проходит обсуждение. Как прошло?
— Я увидел, что людей сильно прибило и им нужно помолчать. Думаю, они рады были вместо обсуждения просто посидеть, подумать, побыть с собой.
На спектакле собирается максимум 30 человек, в основном – это экспатская публика. Хотя летом на фестивале МОСТ.Свидетели в Ереване приходили местные жители. Поскольку все говорят по-русски и имеют общее прошлое, возникает взаимопонимание.
А вот в Норвегии, Финляндии воспринимают иначе. Это ожидаемо потому, что я рассказываю об экзотической для них жизни в провинциальной России. От этого даже у москвичей часто округлялись глаза. А те, кто в провинции жил, говорят: «Да, да, это про нас».
Каким ты видишь будущее самобытного независимого театра в эмиграции?
— Можно сказать, что все эмигрантские театральные инициативы – независимые, так как им не от чего зависеть. Обычно тебя никто нигде не ждет, везде есть свои театры и профессионалы. Единственное, я знаю, что не хочу переставать заниматься театром. Существует грантовое финансирование, которое может позволить подольше репетировать или сделать красивую декорацию. По моим наблюдениям, выигрывают проекты, которые используют блочную систему показов — запустили рекламу, продали залы, сыграли три дня подряд раз в два месяца. Сейчас в Тбилиси я каждую неделю что-то показываю, но это сложно.
У нас слово независимый сразу означает одно — без денег. Я изначально был против такого подхода. Еще в Москве старался, в первую очередь, заплатить артистам и людям, которые со мной работают. Именно поэтому с первых спектаклей Театральной компании я влез долги. Но мне кажется, этим можно зарабатывать.
Сейчас у людей много других потребностей. И театр никогда не станет важнее возможности покушать. Если у вас есть возможность жить жизнь, то искусство и не нужно. Кстати, в карантин у меня были те же настроения. Первый выпуск подкаста был про то, что театр не особо нужен. Тогда это было заметно.
Мы все завидовали ребятам, которые получали зарплату в гостеатрах — им платили за то, что они сидят дома. Но начальству это не нравилось и их заставляли заниматься всяким, например, читать стихи в инстаграме. А у зрителей была задача выживать и не только в финансовом плане. Некоторые люди страшно болели, у кого-то умерли родственники.
Мне кажется, мы все это не до конца отрефлексировали. Тогда я не понимал, нужно ли вообще искусство. А после начала войны стало очевидно, что людям необходимо чувствовать себя в безопасности, рядом с единомышленниками.
А так ли важно финансовое будущее на самом деле? По моим ощущениям, не особо. Я вам честно признаюсь, сегодня на спектакле «Уроки жизни» было 6 человек. А две недели назад в Тбилиси у меня пришел один зритель, и я для него сыграл. В этом моя конфронтация с официальными площадками. Если к вам приходят люди, значит вы несете ответственность за них. Если один зритель дошел до тебя ногами, то он будет смотреть спектакль. И дело здесь совсем не в деньгах.
Здесь в Ереване, наверное, всего два удачных примера, когда, переехавшие из России ребята, активно строят свой театр. Это Временное объединение Хронотоп и Театр arten / արդեն. Расскажи, пожалуйста, про подобные инициативы в Грузии. Прижились ли какие-то эмигрантские театры или проекты в Тбилиси?
— Первым вспоминается Playback Lab. Ребята занимаются playback-театром, недавно отметили год с основания. Это не мой жанр, но я всегда поддерживаю коллег. Пусть цветут все цветы, даже если они пахнут не так, как мне нравится.
Я знаю спектакль «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» по пьесе Артура Соломонова. Вижу, что он периодически идет, в нем играет Теона Дольникова.
Другие ребята выпустили спектакль «Триумфальная арка» по Эрих-Марии Ремарку. Наверное, самый крупный и профессиональный из всех экспатских проектов, что я встречал.
Я видел огромное количество инициатив в Тбилиси, которые развалились. Всегда нужно понимать, что в России мы прикладывали одни усилия для создания проекта, а в эмиграции нужно приложить в пять, в десять, а то и в сто раз больше усилий, чтобы просто случилось то же самое. Силы кончаются.
Ты следишь за коллегами из независимых театров в России? Остался кто-нибудь или всех придавила война?
— Поскольку я имею отношение к Театру.doc, я смотрю, что там происходит. Он остается частным театром, живущим на то, что зрители приходят на спектакли. Это очень круто.
Можно представить в России какой-то абстрактный спектакль, где все в полутьме читают антивоенные тексты. Я знаю, что происходили такие подпольные показы. Верю, что происходят сейчас. Но все стало опаснее.
Сейчас я этого не вижу этого просто потому, что я сам стал меньше интересоваться российским театром. Во-первых, я там не нахожусь и постепенно перестаю понимать, что там происходит. Во-вторых, считаю, что не вправе рассуждать о том, что у них происходит.
Примерно год назад Севу прогнали (прим. ред. — режиссер Всеволод Лисовский покинул Россию после двух подряд арестов за «неповиновение полиции». Он запустил проект «Театр переходного периода», в ходе которого проводил показы спектакля по пьесе Бертольта Брехта «Страх и отчаяние в Третьей империи» в подземных переходах Москвы). Он шарахался по улицам, играл спектакли в переходах. Стало понятно, что и это нельзя делать.
Дальше театральное дело Жени Беркович и Светы Петрийчук еще больше напугало независимых художников.
— И сразу все, кто хотел что-то делать, убрали руки в карманы, сложили фиги. Мне скорее противны эти фиги и не очень приятно, когда люди думают, что искусством они что-то смогут изменить. А с другой стороны — отъезд. У этой шахматной партии нет решения.
Я не могу рассуждать о российском театре, потому что по большому счету я к нему больше не имею отношения.
Видишь ли ты возвращение и деятельность Театральной компании в России?
— Деятельность Театральной компании в России немного присутствует. У нас есть «ТРУСЫ. Комментарий к действительности», который в каком-то смысле идет в России. Он представляет из себя общий чат, где люди (они же – актеры спектакля) комментируют происходящее вокруг финальным монологом из пьесы Павла Пряжко «Трусы». Там есть мнения из России.
Помимо этого, есть возможность получить доступ к записи спектакля «Пап, пока». Написать мне и получить все материалы за небольшой донат.
Я представляю свою деятельность в России, когда там глобально все изменится. Вы можете со мной не согласиться, но сейчас мне стало понятно, что менять нужно не только власть и систему, но и что-то в головах. Люди присоединяются к военной истерии не просто так. Пропаганда знает какие-то болевые точки, на которые мы, режиссеры и драматурги, не смогли надавить.
Думаю, что все поменяется, но уже не при моей жизни. При моей — только начнет. Через два года после нападения России на Украину я стал более пессимистичен, простите.
Еще до начала войны я понял, что проблема россиян в том, что они живут в России, а не в мире. Мне хочется, чтобы мир был единым, мы по нему перемещались, но имели одну точку, куда можно вернуться, где всегда хорошо.
Если возвращаться к работе в России, то я бы занимался развитием любых других городов, кроме Москвы и Питера. Необходимо децентрализовать российскую культуру. В начале разговора я отрицал, что Театральная компания Александра Кудряшова — это московский театр. Но я зачем-то туда приехал. Не потому, что там больше перспектив, а просто интереснее.
В России около тысячи с лишним театров, да? Из них 200 в Москве. Это не честно. Я знаю, что культура и образование всех спасут. Люди будут счастливее. Будет больше добра.
Читайте также:
- «Еще вчера я мог сказать, что такое любовь. Сейчас уже не могу». Спектакль «Клуб разбитых сердец» с Варей Шмыковой
- Совсем необязательно быть волшебным, чтобы с тобой случилось что-то невероятное. Спектакль-терапию «Потерянное Зеркальце» от группы СБПЧ показали в Ереване
- «Я и моя хандра, дорогая Капочка и иные взгляды»: моноспектакль о том, где и как искать выход из тоски
- «Мы пропустили чудовищную по масштабу революцию». Режиссер Андрей Сильвестров о новом фильме «Вверх/вниз» и глобальной войне между цифровым и аналоговым миром
- «Осознание того, что жизнь продолжается несмотря ни на что, мне подарили армяне» — звукорежиссер, актер и писатель Алексей Кулаков
- Наша бабушка Ахеджакова. Спектакль «Мой внук Вениамин» на ереванской сцене
- «В любом движении есть философия». MIHR Theatre — первая труппа современного танца в Армении
- Брейк-данс ускользающей красоты. Посвящение Сергею Параджанову — армяно-французский танцевальный спектакль на ереванской сцене