Радикальная фоновая музыка. Дроун-эмбиент проект Uhushuhu

Uhushuhu из Санкт-Петербурга уже почти год базируется в Армении — не в Ереване, а в дилижанских лесах. Этот дроун-эмбиент проект уже 10 лет играет психоделическую музыку, не используя ритм и вокал в его классическом понимании.

В их работах используются сотни разных звуков из окружающей среды и воображаемых миров, которые наслаиваются друг на друга и воспроизводятся одновременно: гул, скрип, шум, заводки микрофона и треск льда, дуновение ветра и звериное рычание. Ощущение от музыки (и секрет названия) передает стихотворение Даниила Хармса, в котором «уху! шуху!» — это голоса сов в ночном лесу.

В рамках рубрики «Прослушка» мы поговорили с участниками коллектива Пашей и Лилей о появлении Uhushuhu, специфике жанра, любимых звуках, музыке как способе трансляции восприятия реальности и выборе Дилижана для места жизни.

Как бы вы себя представили?

Паша: Самый сложный вопрос.

Лиля: У меня вообще проблемы с идентичностями — они множественные. То есть, проблемы в этом нет, но говорить от лица какой-то одной бывает непросто.

Ваш проект существует уже достаточно давно. Расскажите, какая у него история, как он зародился, когда.

Паша: Проект возник в Петербурге в 2013-м году. Изначально существовало некое объединение людей — «УтровортУ». Если говорить про музыкальную сферу, то это был один большой состав — до двенадцати человек: с барабанами, баянами, саксофоном, народными инструментами и дудочками. Параллельно этому всему мы просто начали импровизировать вдвоем (прим. ред. — Павел Домбровский и Никифор Останин): клавиши плюс ноут с какими-то шумами.

Потом мы оказались на Solar Systo — одном из старейших рейвов под Петербургом — и познакомились с «Гудельной». Наверное, это можно одновременно назвать и сценой в лесу, и определенной школой в плане звука. Мы с Никифором попали туда почти случайно — ничего, кроме чистой импровизации, не планировалось. Уже потом, после знакомства со сценой у нас и стала формироваться жанровая идентичность Uhushuhu.

В итоге это превратилось в психоделическую разновидность дроун-эмбиента. Этот жанр широко распространен во всем мире, но в Петербурге — один из самых мощных его очагов. Долгое время это было для нас совершенно неочевидно, но потом, переписываясь с ребятами из европейских лейблов, мы часто сталкивались с удивлением, что можно, оказывается, играть концерты несколько раз в месяц и на них, к тому же, придут люди.

Лиля присоединилась к проекту позже — на Пасху в 2019-м или 2020-м году.

Этот жанр выбрали не от наслушанности какой-то, а как-то самостоятельно к нему пришли?

Паша: У дроун-музыки есть своя история, разумеется, но я классиков, отцов и матерей-основательниц жанра узнал намного позже. Когда проект только начинался, я много слушал индийскую религиозную музыку и минимализм 60-х. 

Лиля: А у меня другие истоки. Долгий период я вообще не слушала музыку — просто ходила без наушников по городу. Мне было важно удерживать аудиальную связь со средой, хотя это доставляло больше дискомфорта, чем радости.

Потом в каком-то из пабликов мне попался релиз Элиан Радиг, и это навсегда изменило положение вещей. До сих пор ее люблю, хотя музыка Uhushuhu сильно отличается от ее психоактивного минимализма.

Мы очень много общаемся про жанр — как бы вы его охарактеризовали? Потому что даже для психоделики это не совсем привычно.

Паша: Мне бы хотелось назвать его психоделической музыкой, потому что это в каком-то смысле действительно она. Сложность в том, что сейчас этот жанр сильно присвоен ребятами, которые играют чуть ли не пивной блюз. Мы очень любим психоделический рок 60-х, но в России он чаще звучит как рок-н-ролл на четыре аккорда. Мы используем тег «психоделия», но не имеем в виду ничего рокешного или того же психоделик-транса, например.

Мы точно играем дроун и в меньшей степени — эмбиент. На наш взгляд, эмбиент — это какая-то лирическая и слишком личностно-сентиментальная музыка. Мы работаем из других логик и ощущений мира.

Лиля: Иногда мы обнаруживаем нойзовую ипостась Uhushuhu, иногда нас относят к дарк-эмбиенту. Наверное, каким-то одним бочком из сотни мы к нему действительно относимся.

Паша: Может, это все можно назвать атмосферной музыкой без ритма.

Лиля: Я тут не соглашусь, мне не близки понятия ни фоновой, ни атмосферной музыки. Мне кажется, мы играем что-то слишком ультимативное для этих категорий.

Что для вас эта музыка значит? Это медитация или способ что-то выразить? 

Паша: Любая музыка, и не только дроун — вообще все, чем мы занимаемся — это способ поделиться восприятием мира. Когда я слушаю другую музыку, то ловлю, как ощущают реальность другие люди.

Лиля: Про конкретные значения говорить трудно, но когда ты играешь музыку — это про создание нового, никем не обжитого толком пространства. Там еще нет ничьих следов, нет раскиданных пластиковых пакетов и бычков. Это мгновенное попадание в фантасмагорические леса, степи, волшебные пустыри за гаражами.

Еще есть важный момент общего поля. Со многими близкими подругами и товарищами мы сейчас не вместе. Можем работать удаленно, но не можем вместе играть, и это большая потеря.

Дроун музыка — это наши общие пространства, единый корень. Может звучать сентиментально, конечно, но тут для меня больше нечеловеческих значений.

И еще круто, что это работает не для тебя одной — можно этими пространствами делиться.

Когда был на вашем концерте в Тбилиси, у меня возникла ассоциация на вашу музыку. Сквозняк, но вместо ветра — реальность, а вместо помещения — пустота. Очень много искаженных звуков мимо тебя пролетает. Как пишутся ваши работы? Говорят, что у вас по несколько сотен дорожек на каждом треке…

Паша: Да, звучащих слоев и правда много. Во время лайва параллельно около 30-ти. А в записи можно больше себе позволить — обычно 100-150 разных звуков.

Мы любим принцип многократного наложения. Не то, чтобы по отдельности оно все плохо звучит, просто когда все происходит одновременно — как-то интереснее.

Иногда мы записываем какой-то инструмент, и в общем миксе он будто не слышен — но если отключить его, все сразу звучит беднее. Получается, это работает в обход сознания.

А вот эти звуки откуда вы берете? Как понимаете то, что вот именно вот сюда его нужно поставить?

Паша: Звуки могут быть какие угодно: синтезаторы, полевые записи, гитары, флейты.

Лиля: Еще в Uhushuhu используется голос — просто часто он не считывается как таковой. Мне кажется, что это круто — голос обычно звучит доминантно, делает звучание слишком антропоцентричным. А тут он почти не отличим от хруста валежника, да и не более значим, на самом деле.

Паша: Бывает так, что на концерте звуковые дорожки начинают жить своей собственной жизнью — буквально сходят с ума. Ты уже и сам не понимаешь, что откуда идет. В общем, лайвы для нас — это не всегда про контроль.

И еще важна акустика помещения — в конкретном месте и в конкретное время ты создаешь некую массу звука, которая что-то для тебя меняет в правильную сторону. На концерте тебе все слышится определенным образом благодаря среде, но если включить эту запись дома, то можно вообще звучащее не узнать.

И дело даже не в инструментах, а в общей подаче. Надо найти какую-то правильную ноту на синтезаторе, включить ее громко, и если звучит как надо, то тебе остальное больше и не нужно.

Как правильно слушать вашу музыку? Расскажите инструкцию по эксплуатации.

Паша: Мы и сами слушаем нашу музыку в очень разных обстоятельствах: когда обитаем в лесу, ходим в водные походы, когда дома ложимся спать. 

Лиля: Что-то круче работает в наушниках и скорее обращается к индивидуальному вниманию, а что-то сильнее раскрывается в коллективном поле. Мы бы посоветовали послушать по-разному, но классическое сочетание — это ночь или сумерки, близость воды или деревьев.

Кратко расскажите о проектах, в которых в играли и играете сейчас.

Паша: Я играю в «Голубях и Безумных Кашеварах» — это тоже психоделическая музыка, но форма у нее более структурированная. Сейчас все участники живут в разных странах, но иногда удается собирать небольшие составы для лайвов. Еще играл в группе «Кроль». Ну и скорее мою активность можно отнести к коллаборации «УтровортУ».

Лиля: Я состою ophannim и tremorkikimor — это проект из четырех участниц, который начинался как нежный дроун-фолк, а сейчас обрел уверенно-хтоническую ипостась. Тут тоже классическая история военного времени — мы не играли полным составом уже полтора года, но продолжаем удаленно записывать альбомы и слать по:друга по:друге поддерживающие стикеры в телеграме. 

Назовите свои любимые звуки. Какие вам больше всего нравятся?

Лиля: Меня сильней всего переключает звук ветра, гуляющего где-то за спиной. Переключает — в том смысле, что ты мгновенно оказываешься где-то еще, не в человеческих местах обитания. 

Сквозняк, в общем.

Лиля: Когда я жила в Петербурге, то часто ловила это ощущение где-то на мосту. Идешь — и со всех сторон грохот воздуха.

Паша: Сложно выделить какой-то один. Пусть будет трансформатор — звук гудящего электричества.

Перейдем к новому этапу вашего творчества. Как после переезда продвигаются ваши дела с проектом, выступлениями, гастролями, как трансформировалось творчество?

Паша: С одной стороны, не хватает живых выступлений — в Петербурге мы играли раз-два в месяц. Там есть и площадки, и товарищи по гулу, и слушатели — подходящая среда. Сейчас мы больше записываем, чем играем, или просто играем дома.

Лиля: Но вообще, полезно посмотреть, как люди играют и взаимодействуют где-то еще — условно говоря, «снаружи». В прошлом году мы выступали в Алматы в клубе bulT — таком техно-квирном месте. Для меня это был мощный опыт, изменивший представление о коммуникации в принципе. Там было много про заботу на всех уровнях, политическую включенность. 

А на Кавказе?

Паша: Несколько раз играли в Ереване, четыре или пять раз в Тбилиси, очень хорошо поиграли в Дилижане.

Лиля: На удивление, чаще мы играли в Тбилиси, чем в Ереване. И что совсем непривычно — ни разу за год не поиграли на открытом воздухе в лесу. Этого не хватает, пожалуй.

Вы сейчас живете в Дилижане, сняли дом и делаете в нем активный ремонт. Почему выбрали это место?

Лиля: Мне в Дилижане очень хорошо. Переехав сюда, я случайно обнаружила, что устала от мегаполисов. Сейчас у меня тут связи скорее не с человеческим сообществом, а со зверями, деревьями. Хожу и несколько раз в день на горы смотрю.

Паша: В Ереване мы частенько бываем, играли в нескольких клубах, но это ощущается как другая среда скорее. Там больше именно шумовой музыки, а гула почти нет. Так что мы живем в дилижанских лесах и играем дроун.

В Ереване еще воздух хуже. Машин много — их мы бы вообще хотели запретить.

Как проходят ваши концерты? Какая атмосфера на них стоит? И были ли необычные истории с выступлений?

Паша: Нам очень близка традиция Петроградского гудельного собрания — когда много проектов играют несколько часов подряд, а лучше суток. Последнее случается только в лесу, и мы очень скучаем по такому подходу. Если мы играем отдельно и в городе, то стараемся все равно сделать сет на пару часов — успеваешь и освоиться, и заблудиться в звуковом пространстве.

Лиля: Атмосфера бывает разная — наверное, это невозможно описать как что-то устойчивое. Для нас лайвы часто оказываются чем-то эмпатогенным, и люди ловят это состояние тоже. Иногда я боковым зрением смотрю на Пашу во время сетов и там совсем нечеловеческие формы мелькают. Мне кажется, что мы играем не из своих повседневных состояний и привычек, и круто, если слушающим тоже удается их преодолеть. 

Какого-то «программного» посыла у нас нет, но нам нравится идея бесконечно разнообразного проявления форм и звуков во всех мирах.

Не могу вспомнить каких-то необычных историй, но однажды меня очень насмешило утро на Финском заливе: мы играли на дружественном опене и по какой-то причине организаторы стали прямо во время нашего сета собирать аппарат. Я несколько смутилась, а Паша даже не заметил — как играл, так и продолжил.

Про концерты в Дилижане давай тоже поговорим. Я знаю, что вы там не раз выступали.

Лиля: В Дилижане у нас был запоминающийся концерт в мае — восьмичасовой беспрерывный гул на всю ночь. Пришло человек 30, и, по ощущениям, получилось здорово. Мы играли на чистом здоровье, один раз заварили за ночь «Ролтон».

Во время одной из прогулок, Паша, ты сказал, что было бы круто провести концерт в заброшенном железнодорожном тоннеле в Дилижане. Это просто мысль была такая вслух, или присутствует план попробовать это реализовать?

Паша: Ну, как концерт — скорее хэппенинг для себя и друзей. Это точно было бы не публичное мероприятие — скорее как опыт звучания в необычных акустических условиях.

Какие у вас планы на будущее?

Павел: Продолжать.

Лиля: Я бы хотела снова начать записывать небольшие тиражи кассет. В Петербурге мы только наладили этот процесс, соорудили свой home label — и все схлопнулось из-за войны. Первый год в эмиграции я даже думать не могла в эту сторону, а сейчас начала вспоминать, что вообще-то было классно этим заниматься.

Паша: Сейчас нужно заново искать типографии и просто узнать, где можно купить кассеты в Армении, но это входит в наши планы.

Нам тут очень нравится. Многие, кто приехали в Армению или Грузию, рассматривают эти страны как «временные» — до получения гуманитарной или рабочей визы. У нас такого отношения нет — уезжать мы не планируем.

Лиля: А, еще есть план учить армянский язык.

_{Фото: архив Uhushuhu}

Читайте также:

• «Мы не подстраиваемся под мейнстрим». Группа «Красные Зори» — петербургские «колдуньи» в предгорьях Южного Кавказа
• Black/Thrash/Speed. Группа Rampant Beast — представители новой школы армянского метала
• Барабанщик Василий Кузякин о своем творческом пути, записи EP «Комсомольску» и концерте в колонии строгого режима
• «Пусть угаснут все конфликты, а мы станем добрее друг к другу» — пост-панк группа «Черная Речка» впервые выступила в Армении
• «Я ползала и читала рэп». Александра Кутман — группа KUTMAN, ex-The Jack Wood, ex-Pussy Riot
• «Луна сменяет солнце, восток меняет запад». Пророчества в мире индастриала: дуэт Marzahn из Берлина впервые выступил в Ереване
• Поддержка от солиста System of a Down и подарок от гитариста Queen. Nemra — творческий путь армянской рок-группы с нотами национальных мотивов
• «От фанка и джаза до рока и метала» — группа Tabule
• «Мы не думаем, что спасем мир» — нойз-рок группа «Davachanner»
• «Верим, что создаем сильную в духовном смысле музыку» — группа VANAKAN
• «Если бы музыка была вне политики, я бы вообще не стал этим заниматься» — общественный деятель и рэпер Давид NAY374 Агаджанян
• Группа «Спасибо» о прошедшем туре, дуэте Jesss, планах на будущее и собаках
• «С 15 лет постоянно был на гастролях, играл во множестве групп» — трубач Олег Ларионов о музыке, кинопоказах и грибах
• Участник Flat, LSD и автор музыкального подкаста Арег Арагил: прошлое, настоящее и будущее ереванской андеграунд-сцены
• Барабанщик Anacondaz и Noize MC Евгений Стадниченко о гастролях, алкоголе и запрете на въезд в Россию
• «Музыка для нас образ жизни» — армянская регги-ска группа Puzzlny