«Мы не подстраиваемся под мейнстрим». Группа «Красные Зори» — петербургские «колдуньи» в предгорьях Южного Кавказа

Их треки — загадочная смесь из шумов и звонов, обрядовых текстов и горлового пения. В музыке чудесным образом перемешаны индастриал и пост-панк, эмбиент и фолк. Сибирско-петербургский коллектив «Красные Зори» состоит исключительно из девушек и базируется в Тбилиси.

Они стартовали в конце 2018-го и выросли в группу из четырех участниц, которая продолжает радовать своих поклонников новыми композициями. В мае 2023-го свет увидел полноценный альбом «Некрасивая», а 21 декабря — ЕР «Гости из гостинга».

Состав:

• Аня Терешкина — текст, голос, перкуссии;
• Хельга Лужникова — композиция, синты, биты, сведение и мастеринг;
• Юля Кожемяко — бас-гитара;
• Настя Кряжевская — горловое пение, перкуссии.

В рамках рубрики «Прослушка» мы встретились с участницами группы накануне их выступления в ереванском панк-клубе Muha. Поговорили об отказе подстраиваться под мейнстрим, мистике в творчестве коллектива, гендерных стереотипах и отношении к музыке как к экстазу.

Ну что, девушки, давайте знакомиться. Кто за что отвечает в вашем коллективе?

Аня: Я вокалистка. Плюс пишу тексты.

Хельга: Я играю на синтезаторах, драм-машине, компьютерных штуках. И занимаюсь всякими звукорежиссерскими историями — типа свести, смастерить. Короче, человек, который отвечает больше за технику.

Юля: Я играю на бас-гитаре.

Настя: На пианино, хрусталиках и ракушках. Использую горловое пение и не только.

Мы пишем это интервью накануне концерта группы в Muha. Это ваше первое заграничное выступление после того, как перебрались в Тбилиси?

Юля: После того как мы оказались в Грузии, да.

Аня: Но, вообще, наша группа существует с конца 2018-го года. И мы успели выступить в Минске еще до ковида. Потом случилась пандемия и больше никуда не ездили. И вот теперь долгожданные гастроли.

На вашей странице написано, что вы петербургско-сибирский коллектив. Кто откуда?

Аня: Я из Омска.

Юля: Из Новосибирска.

Хельга: Я из Петербурга.

Настя: Из Волхова.

Хельга: Волхов — это совсем недалеко от Петербурга. Кроме того, у нас очень много используется сибирской поэзии. По крайней мере, на альбоме «Некрасивая», который вышел в мае, ее было очень много. А познакомились и начали играть мы все в Петербурге.

Аня: Это в конце 2018-го. А название «Красные Зори» появилось в начале 2019-го.

С чем оно связано? Раньше такая станция у электричек была, по направлению из Петербурга в Петергоф и Ораниенбаум. Кстати, ее уже переименовали.

Аня: Да, в «Михайловскую дачу».

Платформа «Красные зори» Октябрьской железной дороги на перегоне Стрельна — Новый Петергоф. Фото из архива kanoner.com

Хельга: Мы не сразу там все вчетвером играли. Сначала мы начали играть с Аней. И долго думали над названием. Потому что оно должно было быть такое…

Аня: Яркое.

Хельга: Чтобы услышать и понять, да это оно!

Аня: В советское время поблизости от станции существовал интернат для детей-сирот. Он образовался в конце 20-х годов, по-моему. И для того времени там использовали новейшие методики и технологии воспитания. Дети самоорганизовывались.

То есть вы назвались «Красные Зори», потому что тоже выступаете за самоорганизацию себя и музыки?

Хельга: Ну, во-первых, нам нравится как это звучит.

Аня: Я думала о том, что улица Красных Зорь, или колхоз Красных Зорь, или что угодно Красных Зорь есть в любом месте на постсоветском пространстве. Мы гуляли по Минску, тоже встречали там улицу Красных Зорь.

А вы хотели быть своими?

Аня: Нет, мы хотели просто яркое название, которое впечатывается в мозг и запоминается. У меня, например, подруга детства жила на улице Красных Зорь в Омске.

Интересная зацепка. Мне кажется, она какое-то движение вашему коллективу тоже дала. Хотя дело, конечно, не только в названии, ведь вы себя позиционируете как группа со смешением разных стилей и жанров, включая индастриал, пост-панк. В чем ваше новаторство и в чем ваш стиль?

Юля: Ну, новаторство. Это пусть музыкальные критики решают.

Хельга: Это всегда самый сложный вопрос.

Аня: Для всех групп.

Хельга: Когда на стримы выкладываешь, а там вопрос, мол, в каком стиле ваш альбом? И он всегда заставляет зависнуть на пару часов. Думаешь, блин, а в каком стиле? Начинаешь прислушиваться.

Аня: Мы всегда ставим эксперименты.

В каком бы стиле хотелось вам работать?

Хельга: В том, в котором мы работаем. Мы идем в своей музыке больше не от теории, а от естественных движений. Очень много импровизируем. А эта импровизация может включать в себя многие стили, которые на нас повлияли и которые впитали в себя на музыкальном пути.

Вы ловите мейнстрим или делаете то, что считаете нужным, не подстраиваясь под публику?

Юля: Мы, к сожалению, не подстраиваемся.

Аня: Под нашу публику невозможно подстраиваться, потому что у нас ее довольно мало. А Юля говорит «к сожалению», потому что хочет упростить наши вайбы.

Юля: Я не думаю, что наши вайбы очень сложные. Мне нравится то, что происходит в «Красных Зорях». Просто интересно в разных стилях играть и вообще разное пробовать.

Хельга: Мы не подстраиваемся под мейнстрим. Если мы будем слушать современную музыку, то, в принципе, понятно, что сейчас в моде, какие ходы, что на слуху. Просто наша музыка существует, и она больше диктует нам, как ее играть, чем мы можем диктовать ей.

Мы не подстраиваемся под мейнстрим

Ваша основная публика — кто она? Как вы ее оцениваете?

Юля: Это андеграундные музыканты и художники.

Аня: Наверное, больше женщин, чем мужчин нас слушают. Однозначно.

Почему вы больше девушек цепляете, чем парней?

Хельга: Потому что мы сами женщины, и не так уж много, вообще-то, групп, которые состоят полностью из девушек, которые играют альтернативную музыку.

Аня: Плюс что-то из нашего опыта отзывается. И то, как мы себя позиционируем, как ведем соцсети.

Вы помните ваше первое произведение, когда вы спелись, сыгрались и выдали его публике? Что это было?

Аня: Это была песня под названием «Ждать» на стихи американской феминистки, художницы Фейт Уайлдинг. В 70-е годы она написала стихотворение, где каждую строчку начинала со слова «ждать». Оно очень длинное, полностью содержало все этапы жизни среднестатистической американской домохозяйки. С рождения до смерти. И этот текст на английском языке меня очень зацепил. Существовали переводы, но я сделала свой, чтобы он ложился на ритмическую музыку. И мы придумали такой трип-хоп.

Вообще, я когда начала заниматься музыкой, мечтала делать феминистский рэп. Но с ним у меня не получилось, там особая манера произнесения текста. У меня сформировалась своя, а чуть позже я пошла учиться петь. Песню «Ждать» мы сделали, потому что нас пригласили поиграть на Негрушинском фестивале в магазине «Порядок слов». У нас тогда даже не было названия, и вот мы пришли с этой песней.

Хельга: Которая длится восемь минут.

Первая песня нашей группы — «Ждать» длится 8 минут

Ого! Восемь минут! А вот лично для вас слово «ждать» какое значение имеет? Почему премьера была такая нетривиально длинная?

Аня: Она такая длинная, потому что это очень длинный текст. Есть еще предыстория. У меня была другая группа «Девичья фамилия вашей матери» с пианистом — он эту песню играть не хотел и вообще уехал в Грузию. Когда мы с Хельгой познакомились поближе, стали изучать вместе синтезаторы, а я очень хотела сделать эту песню.

Хельга: Я помню, там был такой момент. Аню позвали выступить в «Порядке слов», мы начали что-то вместе делать. Думали, может взять репертуар из «Девичьей фамилии вашей матери», переделав композицию из уже существовавших. Но Аня предложила «Ждать». Сейчас мы ее играем не часто. Но она очень здорово держит слушателя, там вся жизнь перед глазами у человека проходит.

Получается, для вас важно рассказать эту историю? Донести ее?

Аня: Да. А еще на последнем концерте, в августе, я сравнила ее с «Биографией» группы «Кровосток». Только там история пацана из 90-х, а тут биография американской домохозяйки. Вроде полная противоположность, но по тому же принципу устроена.

*Аня Терешкина — вокалистка группы. Фото Анастасии Кряжевской*

Давайте про «Некрасивую» поговорим. Года еще не прошло с тех пор, как вы этот альбом выпустили.

Аня: Альбом родился благодаря тому, что я как-то шла домой во время ковида и нашла на помойке книгу календарно-обрядовой поэзии сибиряков. Это учебник для вузов, для филологов, там эти частушки. Причем иногда русский язык переходит в украинский, и обратно. Все разложено на сезоны: сбор урожая, колядки, посев.

В альбоме «Некрасивая» не так много текстов именно оттуда, лишь какие-то мы зацепили. Я просто так была вдохновлена, что стала писать стихи, подражая этой книге. И даже сочиняла ответочки на тексты, которые меня возмутили. Там есть очень патриархальные тексты.

А вы больше все-таки по феминистской повестке?

Юля: Конечно. Да там даже если не склоняешься к феминистской повестке, тексты настолько патриархальны, что ни для какого нормального человека современного это не будет ок.

Аня: Меня, во-первых, восхитило, как это написано, каким языком. Он очень простой, прямые рифмы, много повторов, такая свежесть, ясность. Но при всей этой примитивности, очень цепляется за мозг — ты начинаешь повторять, запоминать. Исходя из того, как написано, уже понятно, какая должна быть мелодия. И мне захотелось так же писать только свои тексты, со своей какой-то повесткой.

Получилось?

Аня: Думаю, да. Вот песня «Некрасивая», которая дала имя альбому, была вдохновлена этим сборником, подобной манерой народного письма.

*Выступление в Безмолвном саду, Тбилиси, 2023 год*

Есть ли в ваших произведениях мистицизм?

Юля: В музыке скорее налет таинственности.

Хельга: Мне кажется, что вообще фольклор, особенно не глянцевый, не лишен хтони никогда, и если ты к нему обращаешься, то будь готов и к мистицизму. Ну это во-первых. А во-вторых, если говорить о музыке, мне, например, очень интересны состояния, которые могут достигаться музыкой: повторы бесконечные, состояния близкие к мистическому трансу.

То есть вы доверяете ситуации, чувствам и идете вперед.

Хельга: Мы используем инструменты, такие как варган, Настя — горловое пение, это тоже добавляет налета чего-то потустороннего. Напрямую мы этого не говорим, но оно все равно есть. Еще про альбом «Некрасивая» мне хотелось добавить, что мы его очень долго делали.

Аня: Да, он вышел через три года после нашего первого альбома.

Фольклор, особенно не глянцевый, не лишен хтони

Вы его, условно говоря, вынашивали все эти три года?

Хельга: Ну, не совсем. Первый сингл, который не вошел в этот альбом, был написан, отталкиваясь от книги, которую Аня нашла. А потом так получилось: сочиняли новые песни, играли их на концертах. И вот пора уезжать из России, и перед отъездом мы совершенно экстренно дозаписывали все партии, вокал, причем на микрофон, который был в наличии. Иногда случается, что люди по три года пишут альбом, ну, а мы записали его крайне быстро.

Вы что-то переделывали потом, после начала жизни в эмиграции? Или все вошло, что записали?

Хельга: Все вошло.

Юля: Лишь местами перезаписали некоторые партии, к примеру, бас. Но не очень много.

*Хельга Лужникова — композиция, синты, биты, сведение. Фото Анастасии Макаренко*

Что изменилось в вашей группе с тех пор, как вы уехали из России?

Юля: Мне кажется, мы больше стали импровизировать. Еще до отъезда пробовали, но теперь больше. Такой способ искать новые ходы. Это, наверное, еще с прошлого альбома началось — с песен «Дыши», «Погребок», которые тоже из импровизации выросли. И оно как-то продолжилось. Наш мини-альбом, который только что вышел, 21 декабря, называется «Гости из гостинга». Он как раз тоже импровизация такая, очень подготовленная. Ну, изначально просто импровизация. А потом уже оформилась во что-то более стройное.

Настя: Все время что-то меняется на самом деле.

А этнические мотивы Южного Кавказа у вас появились какие-то?

Юля: Пока нет. Мы хотели одну песню исполнить, грузинскую.

Аня: Мы ее выучили даже. Но пока что она крепкий орешек. Нам надо найти что-то свое, привнести, но пока не можем. Думаю, что пройдет какое-то время, мы к ней вернемся.

Уехав из России, мы стали больше импровизировать

Хельга: У нас на альбоме «Некрасивая» есть песня, которой он заканчивается — это «Апокалипсис». Она немного изменилась с того момента, как мы ее записывали. Когда мы приехали в Грузию, начиналось лето, и вокруг светило много солнца, звучала приятная, добрая музыка. И почему-то регги. «Апокалипсис» был достаточно сыроват. Там нужно было, кроме баса, ритма и вокала, аранжировку придумать более целостную. И вдруг пошли какие-то трещотки, там-тамы.

Теперь «Апокалипсис», который звучит на альбоме, сильно отличается от того, каким он был в Петербурге. Надо сказать, что в России мы его играли тоже по-разному. Может стоит выпустить одним синглом много разных версий? Но я просто хотела сказать, что как раз окружение очень сильно повлияло на наполнение.

«Апокалипсис» стал оптимистичным?

Хельга: Он и был оптимистичным. А в Ереване на концерте мы будем играть его немного похожим на рождественскую сказку.

Распространено предвзятое мнение, что в женских коллективах очень сложно между собой договариваться. Как вы это преодолеваете? Есть ли у вас это вообще?

Девушки практически хором: А мужчинам легко уживаться?

Девчата, не клюйте меня, ради бога. Такая точка зрения, действительно, существует.

Юля: Ну, я думаю, это стереотипно. На самом деле тут не в гендерном аспекте дело. Важно, как люди друг с другом уживаются как личности. К психологу надо ходить.

Хельга: Либо ты умеешь договариваться, либо нет. Понятно, что у всех есть свои сложности. Это нормально и не зависит от гендера.

У вас есть лидер в коллективе, или все наравне?

Юля: Нет лидера.

Настя: Лидерессы *смеется*.

Аня: Я думаю, что мы все понимаем, что один человек без остальных не сможет сделать такую музыку, и стоит кому-то одному выпасть, будет уже совсем не то.

Юля: Потому что, если вспомнить, то у каждой из нас с каждой из нас есть побочный проект *смеются*.

Хельга: Это, кстати, такая полиамория получается музыкальная.

Аня: Но у нас, Юля, с тобой нет побочного проекта.

Юля: Мы только играли пару раз на репетиционной точке.

Аня: Да, но у меня есть с мужиками побочные проекты.

У нас в коллективе нет лидера

С кем проще, с мужиками или с девушками?

Аня: С девушками, конечно. Я рассказывала про группу «Девичья фамилия вашей матери», и там очень сложно было выстроить коммуникацию. Помимо гендера, была еще сильная разница в образовании. Я самоучка, у меня нет музыкального образования, вечный синдром самозванки.

У кого-то из участниц группы есть музыкальное образование?

Юля: У меня просто музыкальная школа.

Настя: Тоже музыкальная школа.

Хельга: У меня музыкального образования нет. Я вообще пошла учиться музыке в 30 лет, и ни о чем не жалею.

Аня: А я в 32 создала группу с пианистом.

Хельга: Это лучший способ научиться.

Кто из вас самый креативный? Кто движок вашего коллектива?

Хельга: Так нельзя сказать. Все по-разному движки.

Что вы можете вспомнить такого, о чем сейчас, когда собираетесь на какой-нибудь репе, и думаете, блин, вот мы смогли, а это было так близко, или ой, как мы попали!

Настя: Каждый, видимо, про свое что-то думает.

А общее на всех есть воспоминание, связанное с вашей музыкальной деятельностью?

Хельга: Почему бы не рассказать вообще о наших видео? Мне кажется, что клипы, те два, что сейчас находятся в доступе, там с элементами мистики и магии все происходило. Когда я общалась с другими людьми из музыкальной индустрии, они уверяли, что снять клип в таких условиях, в которых мы это сделали, вообще чудо. У нас есть режиссерка, которая снимает наши клипы. К сожалению, она осталась в Петербурге.

Аня: Ее зовут Маргарита Полонская.

Хельга: Мы снимали клип на песню «Червей». Он есть на Ютубе. И мы сняли его за один день, с очень маленьким бюджетом — всего 10 тысяч рублей. Очень крутая работа.

Аня: Прямо кино. Сейчас, действительно, можно в интернете в свободном доступе увидеть клипы на песни «Землеройка» и «Червей».

Как быстро вы притерлись друг к другу?

Хельга: Притерлись? Ты говоришь, будто продюсерский коллектив нас собрал. Типа, вы будете группой «Красные зори».

Ну, вы же присматривались друг к другу или сразу почувствовали родственные души?

Настя: Примерно так и было. Аня преподавала в моем городе стрит-арт. Провела пару уроков.

Аня: Меня пригласили в один коллектив проводить активистские занятия для местных. Им было важно именно не в Петербурге, а в разных городах Ленобласти: Сортавала, Волхов.

Настя: Волхов они выбрали, потому что я активисткой была на районе, они знали меня, и поэтому приехали в мой город.

Аня: Мы познакомились на этих воркшопах.

Настя: А потом пошли в рестик отмечать. Там стояло пианино, мы стали на нем играть. И в какой-то момент я начала рассказывать, что занимаюсь горловым пением. И Аня говорит, а не хочешь ли в нашу группу? Я согласилась.

Аня: Потом я пришла на репетицию и сказала, что нашла девочку с горловым пением и позвала ее к нам. И Настя доехала до Парнаса (прим. ред. — окраинный район Санкт-Петербурга) на репетицию.

Хельга: Мы сначала начали играть вместе с Аней, потом к нам присоединилась Юля. Настя попала в коллектив четвертой. Еще была пятая участница Алина — она как сессионная музыкантка выступала с нами периодически. Осталась в Питере.

Тяжело было уезжать?

Хельга: Да, конечно.

Не жалеете, что не успели что-то доделать?

Аня: Я уезжала, хоть и не суперэкстренно, но было тяжело все бросать, раздавать, к тому же девочки улетели раньше на полгода. За это время я завела параллельный проект с другим музыкантом. В общем, у меня появилась в Питере еще одна группа. Теперь я живу на два города.

Переезд — мы что-то теряем и что-то находим. Вам удалось приобрели нечто в музыкальном, профессиональном плане? Стало ли вам свободнее, душевнее?

Настя: Я вообще не собиралась уезжать. Но когда улетела, через неделю поняла, что смеюсь, и совсем не нервно. От души, и мне не стрессово. Я не смогла вернуться в Россию, потому что понимала, насколько там сложно находиться с точки зрения физического и морального здоровья.

Юля: У меня похожие ощущения. Я возвращалась в Россию для того, чтобы вещи собрать, на склад отправить. Когда туда приезжаешь, тяжело становится морально. А когда выбираешься за пределы родины, мир начинает играть другими красками.

Аня: А мне тяжело. Там много друзей, еще одна группа и очень родные люди. Я по ним очень скучаю.

Не могу не спросить, находясь в Ереване, как вы сюда попали на концерт?

Юля: Хотели давно гастроли какие-нибудь.

Хельга: Мы выступали с нашей программой, которая, в переделанном виде, теперь появилась в качестве мини-альбома. К нам подошла Галя из группы Les Magnifiques и предложила выступить вместе на одном концерте. Это было 9 апреля, а теперь, в декабре, собственно, все и происходит.

Аня: Тут еще сыграла роль школа современного искусства ICA. Когда я в ней училась, называлась «Что делать». И нам написала Ольга, ее еще зовут Цапля, из группы «Что делать». Сказала, что они очень хотят, чтобы их выпуск школы совпал с нашим концертом.

Настя: Еще и я написала в чате. Заявила, что мы хотим выступить в Армении. Начали обсуждать гастроли. В общем, слово за слово. И они пригласили.

Аня: Списались с Les Magnifiques, и они выбрали панк-клуб Muha.

У вас была уже общая репетиция какая-то? Или вы выступаете отдельно?

Юля: Отдельно, но у нас будет в середине общий джем. Но это случится, видимо, спонтанно.

Есть ли у вас кумиры в музыкальной среде?

Аня: Я дикая фанатка Егора Летова. Он тоже из Омска.

Юля: По молодости мне очень нравилась группа Led Zeppelin. И до сих пор испытываю к ним трепетные чувства. А так я очень всеядна в музыкальном плане. Меладзе люблю.

Настя: Я очень всеядная. Люблю курировать выставки и фестивали музыкальные. И обычно слушаю тех, кто меня окружает. Нравится андеграунд. В нем я и выискиваю всякие группы, которые особо неизвестны. Слушаю такие. У некоторых сложные названия, к примеру, «Орден Бледной Луны» или шумовой лейбл Nazlo records.

Хельга: А в Армении есть прекрасная группа Uhushuhu.

Аня: Все прекрасные группы называются какими-то странными названиями, которые сложно произносить.

Настя: В последнее время я вообще слушаю даже дома noise (прим.ред. — музыкальный жанр, в котором используются звуки искусственного и техногенного происхождения, иногда болезненные для человеческого слуха) или black metal (прим.ред. — направление в экстремальном метале, сформировавшееся к началу 90-х годов).

Настя, откуда у тебя любовь к горловому пению?

Настя: Ну, у меня такая легенда, что я хотела разучиться храпеть. Или начать медитировать. Хотя, мне просто скинули уроки. Видимо, я долго говорила, что хочу научиться горловому пению. Мне просто Raga Jungle все время нравился в юности. Хотелось петь низким голосом. И я поняла, что это возможно. Научилась сама.

Я даже один раз… Это мистическая история, кстати. Шла в магазин «Кузнечик» 24 часа. И столкнулась с человеком. Нечаянно как-то. Сказала ему, мол, извините. А он спросил, ты каргыраа (прим. ред. — тувинский стиль горлового пения) изучаешь? Я ответила, что да. Он в ответ — заметно. И ушел. Тут то я и поняла, что у меня понизился голос.

*Настя Кряжевская — горловое пение, перкуссии. Фото Юлии Комежяко*

Хельга, не спросили у тебя про музыкальных кумиров.

Хельга: Ну, я тоже очень сильно меломаню. Люблю группу Radiohead. А также Einstürzenden Bauten и Coil. Я их часто переслушиваю, нахожу новое. Вообще поглощаю очень много музыки. Вот недавно Баха изучала, пока ехала в маршрутке. Вы знаете, очень удивительно, как будто специально для Армении эти фуги написаны. Ехать прямо хорошо.

Надо будет попробовать. Никогда не думал, как Бах соотносится с Арменией.

Хельга: Идеально вообще. Но не органная музыка. А вот фортепиано очень ложится.

Аня: А я, помимо Летова, еще слушаю очень много всякого фолка. Я еще большая фанатка Ored Recordings — лейбла, который издает разную кавказскую музыку.

Что вы ждете от местной публики?

Аня: Мы открыты к тому, что мир нам принесет. Если будут пять человек, мы сыграем для пяти человек. Если будут 45, сыграем для сорока 45-nb.

А если четыреста пятьдесят?

Девушки хором: Они туда (прим. ред. — в панк-клуб Muha) не влезут!